Я молча соглашаюсь. И думаю, что если так дело пойдет дальше, то война весьма быстро закончится разгромом фашистов! Скорей бы наступала ночь, скорей бы новое боевое задание!

Откуда было нам знать, что где-то в высоких штабах в это время обсуждалась целесообразность применения самолетов устаревших конструкций, возможности и задачи их применения. Видимо, успешные вылеты нашего полка и других подразделений, а также живучесть самолетов такого типа все же решили вопрос использования их в условиях современной войны.

Позже будут созданы специальные полки и дивизии, вооруженные только самолетами У-2, и они с честью будут выполнять самые сложные задачи, которые окажутся непосильными для других родов авиации. Ночью, в любое время суток, в распутицу и непогоду будут взлетать эти неприхотливые самолетики с полевых аэродромов по первому требованию пехоты. [17]

…В этот полет летчики пойдут без штурманов. Весь день мы с Федей Масловым вычерчивали по памяти маршрут, чтобы потом в полете не пользоваться картой. Накануне конная группа Белова связалась со штабом нашей армии, указав район и сигналы, по которым летчики определят посадочную площадку: четыре костра, образующие прямоугольник.

Конники генерала Белова ждут боеприпасы и просят вывезти раненых, которые затрудняют рейд конного корпуса по немецким тылам.

Я провожаю Федю к самолету. Это не тот, на котором мы обычно летали с ним. Наш ремонтируют. Федя залезает в кабину, усаживается, пытается приподнять сиденье, но где-то заело, и оно не двигается.

–  Что бы подложить?
– спрашивает Федор.
– Низко. Я протягиваю ему диск пулемета ДА{3}:

–  Подойдет?

Федор копошится в кабине, примеряет:

–  Давай еще один!

–  Эх, не вышел ты ростом, командир!
– Не могу сдержать улыбку.
– Мал ты у меня.

–  Дуб вон тоже в небо тянется! А толку? Дубина дубиной!

Федя усаживается удобней, высовывает из кабины громадную меховую рукавицу с оттопыренным большим пальцем:

–  Порядок!

Я провожаю взглядом рулящий самолет Федора, смотрю, как он бежит вдоль тусклых огней старта, смотрю до тех пор, пока самолет не тает в глубине звездной ночи.

Дальнейшие события я узнал от самого Федора.

Едва девятка самолетов эскадрильи, в которой летел и мой Федя, пересекла линию фронта, от близлежащей железнодорожной станции протянулись три прожектора и сразу же врезались в строй самолетов общим слепящим пучком. Огненная россыпь снарядов…

Федор еще некоторое время держался за ведущим, но угрожающе близко надвинулся самолет справа, и, сбавив обороты двигателя, Маслов отвалил в сторону, в спасительную темноту. Выше его, в перекрестии прожекторных лучей, вдруг вспыхнула красная точка пламени. Она, увеличиваясь, [18] стремительно понеслась к земле. Один прожекторный луч отделился от общего снопа и проводил горящий самолет до земли. Ближний лес озарился вспышкой взрыва.

Федор оглянулся по сторонам: темнота! Ни одного выхлопа из мотора близко идущего самолета. Один! Что ж, придется идти к цели одному.

Еще час полета, час непрерывного сравнивания плывущей внизу земли со схемой в памяти - и вот он, нужный лесной массив. Где-то здесь должна быть посадочная площадка. Да вот она! Четыре костра, как предупреждали. А это? Это что за огни! Две посадочные площадки?… Ерунда какая-то. Неужели немцы перехватили радиограмму и выложили такие же костры, обозначив ими ложную площадку? Но как проверить? Как узнать, какая площадка наша, какая ложная? Пока он лихорадочно искал ответы на эти вопросы, подтянулась эскадрилья, и теперь над кострами кружится не один самолет Федора. И все летчики в недоумении.

Значит, кто-то должен рискнуть. Без этого не определить, где свои, где враги. Кто же на это решится? Кто?

Парторг эскадрильи, командир звена Феклин, включил аэронавигационные огни - АНО, чтобы его самолет видели остальные. Он сделал круг над кострами и пошел на посадку.

К самолету Феклина стали подтягиваться остальные. И ближе всех оказался Маслов. Он тоже обозначил себя огнями АНО и пошел вслед за ним. Федору видно, как Феклин включает посадочную фару, свет ее скользит по ровной поверхности снега. Вот он садится, разворачивается, рулит к кострам.

–  Свои, свои!
– сам того не замечая, закричал Маслов.

Наблюдать за самолетом Феклина уже нет возможности: приближается земля, надо выровнять и посадить свой самолет.

Удар по сиденью чуть не выбрасывает Федора из кабины. Перед глазами проносятся желтые светлячки трассирующих пуль.

Федор резко дает газ, мотор ревет на взлетной мощности, и самолет, едва зацепив лыжами снег, вновь взмывает в воздух.

А на земле, рядом с темной стеной леса, трассирующие пули прошивают горящий самолет Феклина… Самолеты заходят на посадку к другим огням, зажженным нашими конниками. [19]