Шрифт:
О нет, Мадина не лила слез, не утомляла слух соседей истериками и причитаниями. Она была и горда, и самолюбива. Да, теперь печаль сопутствовала ей и днем и ночью, но внешне уважаемая женщина оставалась все той же мудрой и спокойной мастерицей – ибо изумительные ленты с золотым шитьем, что выходили из-под ее пальцев, становились все утонченнее и прекраснее.
Мадина всегда говорила, что узоры для вышивки она черпает во всем, что ее окружает. Но почему-то самые прекрасные из этих узоров появлялись на свет после долгих прогулок вдоль края пустыни: для кого-то – преддверия самого ада, но для уважаемой златошвейки – самого прекрасного и величественного зрелища на свете.
Тот день не многим отличался от любого из дней предшествующих. Ну, быть может, только тем, что Мадина долго колебалась, отправиться ли ей на прогулку сегодня или подождать более прохладного времени.
– О, как же я благодарю Аллаха всемилостивого за то, что все же решила не сидеть дома! – говорила потом почтенная Мадина своим подругам, дивившимся тому, сколь волшебно изменилась вся ее жизнь. – Ибо эта прогулка, сколь бы обычно она ни начиналась, закончилась более чем удивительно.
Да, сначала все было вполне привычным – и распахнутые городские ворота, и сухой жар, которым веяли пески, и выцветшее, почти белое небо над головой. Шуршание под ногами тоже было более чем привычным. Вернее будет сказать, что оно должно было быть привычным. Но не зря же этот знойный день был столь мало похож на прочие дни!
Почти сразу за полуденными воротами городка шаги уважаемой Мадины стали вдруг неожиданно громкими. Достойной ханым показалось даже, что ее башмачки ступают не по песку, а по камню, отражающему все звуки. Эхо, почти никогда не посещавшее этих иссушенных зноем мест, сегодня, должно быть, намеревалось просто свести бедную женщину с ума. Но она все так же уверенно шла вперед.
Наконец Мадина остановилась. Обычно отсюда уже не видны были городские стены, и до самого горизонта расстилались лишь безжизненные и бескрайние, но более чем прекрасные пески.
Сегодня же столь привычное место выглядело совсем иначе.
– Должно быть, дюжина джиннов вознамерилась перерыть здесь все в поисках клада… Глупцы, они не ведают, что последний клад из этих мест вывезли задолго до того, как на белый свет родился сам повелитель всех джиннов, Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими!
Должно быть, именно так все и было – ибо все вокруг свидетельствовало либо о более чем усердных поисках, либо о столь же усердном сражении. Какие-то глубокие полосы бороздили прежде гладкие пески. И полосы эти местами становились столь глубокими, что уместнее было бы назвать их канавами…
– Аллах всесильный и всемилостивый, – пробормотала почтенная ханым, – но что же здесь происходило?
И словно в ответ на ее слова, издалека донесся стон. О, Мадина не испугалась! И не растерялась. Увы, сколь бы ни были прекрасны пески для нее, но для многих других они оставались смертельно опасным и недобрым местом. А потому возможность найти здесь путника, умирающего от зноя и жажды, была более чем велика.
Стон повторился. Мадина обернулась на голос и увидела на куче песка изможденного мужчину в черном плаще. Посеревшее лицо и запекшиеся губы яснее ясного говорили, что он умирает, причем умирает не столько от жажды, сколько от потери крови.
Мадина остановилась в шаге от неизвестного. Она попыталась было спросить, что с ним, кто он, но не успела – невесть откуда взявшаяся змея пестрой молнией прыгнула на умирающего и вцепилась в его иссушенную руку.
Человек в черном даже не вздрогнул. Должно быть, он вовсе не почувствовал укуса.
– О Аллах всесильный и всевидящий! – пробормотала Мадина. – Да что ж такое происходит в мире, если эти ужасные порождения самого зла средь бела дня нападают на людей?!
Мадина приблизилась к неизвестному. Змея, вовсе не боясь громкого голоса почтенной ханым, пестрой лентой зла уже струилась восвояси. И только тогда умирающий открыл глаза.
– Все в порядке, почтеннейшая… Это просто слуги Царицы…
– Какой царицы? Откуда здесь взяться каким-то слугам?
– Это слуги Царицы змей, добрая женщина. Мы сражались. И она вышла победительницей… Боюсь, с моей смертью у нее больше не останется врагов…
– С твоей смертью?
– О да… Думаю, остались считаные минуты… И после этого мы с тобой простимся навсегда, прекраснейшая…
О, как давно никто не называл Мадину прекрасной! Это простое слово придало женщине сил. Она почувствовала себя куда более могучей, чем даже сотня сотен богатырей. Да и до города было не так далеко…
– Я отнесу его домой. И выхожу… Если Аллаху будет угодно, чтобы этот уважаемый человек выжил, то он выживет. Ну а если ему суждено умереть, то он умрет как надлежит правоверному и будет упокоен со всеми правоверному же причитающимися почестями! Ну а теперь…
И Мадина потащила неизвестного в черном плаще. Конечно, ее сил было бы маловато, чтобы донести до собственного дома взрослого мужчину, но тот, кого почтенная ханым нашла в песках, должно быть, постился уже очень давно, ибо весом едва превосходил пятнадцатилетнего подростка. Ни единого стона не сорвалось с его уст – похоже, он уже готовился к встрече с самим Аллахом всесильным и всемилостивым. Но смелая ханым решила, что этот удивительный человек, иссушенный, словно сами пески, еще не готов предстать перед повелителем всех правоверных. И потому, невероятными усилиями все же доставив его к себе домой, принялась за врачевание.