– Чтобы владеть, не обязательно уметь использовать.

– Не обязательно, но очень желательно, – казалось, Буйно подначивает его.

Впрочем, юноша был не в настроении поддаваться на чужие провокации. Дело прежде всего, потому он предпочел издевку «не заметить».

– С машиной разобрались. А что с оружием, где тайник?

– Ты плохо понимаешь суть взаимоотношений – я говорю про твоего дядю и станцию. Шура любил Донскую – это факт. Сделанное им для всех нас… – Борисыч допил чай и отставил пустую кружку. Ник заметил, что начстанции мучительно подбирает слова. – Он настоящий герой, которому Дон обязан и жизнью, и благосостоянием. Без дураков. Но при всем при этом твой дядя оставался бизнесменом до мозга костей. Он многое делал для станции, но при этом не хотел зависеть от нее или, того хуже, стать нахлебником. Он зарабатывал сам и давал зарабатывать нам – вот его формула.

– Дмитрий Борисович, я действительно плохо понимаю, как это связано с…

– Тайной схрона, вернее, его местоположения, он не собирался ни с кем делиться. «Монополия на товар – основа процветания». Его слова. Шура доверял мне, прекрасно знал, что на Донской его никто и никогда не обманет, но предпочитал все нити держать в своих руках. Да что я тебе рассказываю, сам прекрасно знаешь.

– Получается, что не очень-то и знаю, – Ник сокрушенно развел руками. – О родном человеке узнаю, уж извините за прямоту, от третьих лиц.

– Не извиняйся, все правильно, Шура в делах был до ужаса скрытен и точно так же щепетилен. Потому и берег тебя от… не совсем законных операций, назовем это так. Не сомневаюсь, со временем он передал бы бразды правления в твои руки, но именно времени нам всем и не хватило.

Никита всем пятерней прошелся по волосам, яростно расчесывая затылок. И произнес разочарованно:

– Значит, схрон с оружием так и останется тайной.

– Скорее всего. Только там не оружие, твоя информация не совсем верна. – Предвосхищая вопросы, Борисыч продолжил: – В схроне медикаменты.

Короткий, оценивающий взгляд на юношу, тот выглядел смущенным и рассеянным, что-то явно не складывалось в молодой голове.

– Очень специфическое лекарство. Антирад. Выводит всякую гадость из организма, серьезно пораженного радиационным излучением. До Катастрофы вся партия предназначалась для отправки на Фукусиму. Не слышал о ней? Это в Японии, там после землетрясения и цунами взорвалась атомная станция, перетравив кучу народа в окрестностях. На наше счастье, лекарства застряли где-то здесь, в Москве, неподалеку от Дона.

– Дмитрий Борисович, а как же оружие? Вы же сами говорили…

– Не спеши, молодежь, будет тебе и оружие. Еще раз повторяю, товар специфический, достаточного рынка сбыта для него в столице нет.

– Как же нет?! Весь метрополитен, это же сколько людей нуждается… – Ник буквально задохнулся от глупости начальника станции. Но тот даже слушать не стал:

– Не спеши! И не перебивай старших, иначе в угол поставлю. Усек? – Буйно, похоже, разозлился по-настоящему. – Все, кто получил «дозняк», давно уже отбыли в лучший мир. Оставшимся антирад без толку, мы ж не фоним, в Метро все в пределах нормы. Изредка передоз ловят сталкеры, слишком заигравшиеся на поверхности, торгаши да прочие караванщики, но такого люда в принципе мало, на них особого бизнеса не сделаешь. Другое дело, патроны и стволы – идеальный товар, самый ходовой, нужный всегда, везде и абсолютно всем.

Получивший взбучку Никита еле удержал рвущийся на свободу вопрос, но Дмитрий Борисович заметил его порыв:

– Твой дядя, честь ему и хвала, нашел возможность конвертировать неликвид в… – Буйно потер лоб, нужное слово никак не хотело подбираться. – В ликвид, короче. Антирад не нужен жителям метрополитена, но те, кто выживает на поверхности или в недостаточно защищенных от радиации убежищах, а таких в Подмосковье великое множество, его разве что на завтрак не едят. Иначе никак. В обмен на лекарства «подмосквичи» несут оружие – многие общины буквально сидят на воинских складах. Так что торговля выходит взаимовыгодная, ко всеобщему благу. Теперь уже «выходила»: не стало Шуры, не стало и торговли. Такие, брат, дела…

– Хреновые. – Начстанции замолчал и Ник решился подать голос. – Что же теперь будет с Доном?

– Некоторый жирок за годы процветания мы отложить успели, пока его проедаем. Параллельно ищем схрон с лекарством и выходы на подмосквичей, но, как я и сказал, твой дядюшка все контакты на себя замкнул, монополист хренов… Приходится все с нуля начинать.

– А если схрон не найдете?

– А если схрон не найдем, – Буйно вновь посуровел, – то к тяжелым временам будем готовиться, новую специализацию искать. Однако это крайний вариант: схрон не иголка, должны раскопать рано или поздно. Жаль, опасное это занятие, сталкеры уже гибнут… Дорого станции ваша семейная монополия обойдется.

Упрек? Ник посмотрел на собеседника. Скорее, констатация, нет в глазах Борисыча злости или осуждения. Усталость и… наверное, страх. «Он боится за будущее, он не верит в то, что говорит». Опасная мысль, очень тревожная. Юноша предпочел от нее отмахнуться, слишком много других забот, чтобы забивать себе голову новой бедой.

– Дмитрий Борисович, я не претендую на лекарства, пусть принадлежат станции… если все-таки найдутся. Должны найтись, я уверен. Но хочу попросить вас об одном одолжении.