Допрос кончился под вечер тем, что гестаповец ударом кулака сбил меня на пол и приказал убрать. Солдаты выволокли мое бренное тело на улицу и разбежались - началась бомбежка. Вокруг загрохотало, чудовищная сила подхватила меня, словно пушинку, приподняла и куда-то швырнула.

* * *

Первое, что я почувствовал, придя в себя, были чьи-то грубовато-ласковые прикосновения. Дикая боль разрывала голову, и я застонал.

–  Тише, браток, тише, - послышался шепот, - давай помоги мне, иначе каюк.

–  А кто ты?

–  Свой. Держись-ка крепче и шевели ногами!

Неизвестный поднял меня, закинул мои руки за свою шею и медленно повел.

–  Брось, - попросил я.
– Далеко со мной не уйдешь. Все равно схватят.

–  Это еще бабушка надвое сказала! Наши летчики здорово поработали! От комендатуры ничего не осталось. И твоих конвоиров начисто срезало. Сам видел!

–  Да кто ты? Партизан? Подпольщик?

–  Доберемся до машины, скажу.

–  Что?

Ответ незнакомца показался подозрительным, и я остановился.

–  До машины, браток. Езжу на ней, заставили гады.

–  Катись к черту!

–  А ты не дури, - сердито бросил незнакомец.
– [27] Иди, коли сказано. Доберемся до машины, схороню тебя, объяснимся.

–  Ладно, не сердись, - примирительно ответил я, - сам понимаешь - обстановка… И куда меня такого денешь?

–  Это моя забота. Вот и дотопали.

Шофер откинул задний бортик грузовика и втащил меня в кузов. В нос ударил пряный запах сухой травы.

–  Сено тут, - пояснил незнакомец, - лежать удобно. А сверху тент, так что тебя никто не увидит.

Он закопал меня в сено и присел рядом.

–  Теперь и закурить можно. Желаешь? Нет?

Чиркнула спичка.

–  Ну, брат, и изуродовали тебя! Мать родная не узнает. Не лицо, а сплошная опухоль!

–  Это не они… От удара самолета в землю.

–  Летчик, значит. Живучий народ. Я, когда в Нижнем Керменчике прятался, про одного летчика слышал. Его тоже сбили. Говорят, наделал им дел. Сжег самолетов десять да в воздухе несколько сбил…

Я начал догадываться, что шофер говорит обо мне, и хмыкнул.

–  Не веришь?

–  Нет, почему. Только ты малость фантазируешь.

–  Может и фантазирую, - согласился шофер, - за что купил, за то и продаю. А ты почем знаешь?

–  Это случилось со мной…

Незнакомец замолк.

–  Ну и дела… Как же ты живой остался? С виду щуплый такой, маленький… В общем, давай знакомиться. А то неудобно даже - ты да ты.

–  Серафим Сабуров.

–  А я Костя Галкин, как говорится, сын собственных родителей. В армии был шофером санитарной машины. Через это самое и в плен угодил… Долго рассказывать, если все по порядку. Да и неинтересно. Здесь вот меня тоже на ЗИС посадили. Наших раненых вожу в Симферополь. Там в медицинском институте что-то вроде сборного пункта. Тяжело, но вожу, кручу баранку. Свои ведь люди. Надеешься, может, хоть из десяти пятеро выживут - и то хорошо. Вот и маюсь тут. А то бы давно сбежал… - Костя тяжело [28] вздохнул.
– И тебя хочу туда доставить. Иначе крышка.

Я молчал. Да и что было сказать? С одной стороны, Костя вроде работает на врага. С другой - будто и нет. Сложная ситуация. И все же на душе остался неприятный осадок. Почувствовав мое настроение, Костя замолчал. Я перевел разговор на другие рельсы.

–  Что на фронте? Где сейчас наши?

–  Дерутся под самым Севастополем. Бои тяжелые. Из Симферополя каждый день по эшелону раненых фашистов увозят на Украину…

Последние слова Галкина донеслись до меня уже сквозь сон: я засыпал, пригревшись в пахучем сене.

Утром в машину начали грузить раненых гитлеровцев. Костя, стоя в кузове, принимал носилки и располагал их подальше от меня. Вскоре мы тронулись в путь. От тряски у меня страшно разболелась голова. Сено кололо лицо, легким не хватало воздуха, но я терпел. А чтобы не стонать, отчаянно кусал губы.

К прибытию раненых гитлеровцы очистили от больных большую часть помещений Симферопольской городской больницы.

Как только машина остановилась, Галкин мигом очутился в кузове, откинул бортик и пододвинул к самому краю первые носилки.

–  Ну, кажись, все обошлось, - шепнул он, когда санитары унесли последнего раненого.

Но тут же раздалась команда. Костя выругался, сел в кабину, задним ходом подогнал свой ЗИС к другому больничному блоку.

В кузове раздалась русская речь. В машину погрузили тяжело раненных советских бойцов. Из обрывков разговоров я понял, что тут же находятся две русские медицинские сестры и врач.

Луч света

Нас доставили в лагерь, находившийся на территории медицинского института, и разместили в нескольких комнатах. Медицинские сестры Вера Житкова и Маруся (ее фамилии я не помню) тотчас принялись [29] наводить порядок, а хирург Божко начал осматривать людей.