Шрифт:
Это были мягко-черные, широко раскрытые глаза.
Взгляд их был неподвижен.
Обращенный к говорившему перед ним сановнику, он на самом деле проходил куда-то сквозь него.
Куда? Ни на ком, находившемся в зале, этот неподвижный взгляд не останавливался.
Он был направлен внутрь.
Неферт поняла, что мальчик прислушивается к чему-то в себе самом.
Что он слушает, этот слабый мальчик, такой отчужденный от окружающих его людей?
Он слушает ток смерти в своем теле.
Через его тело струится отравленная ядом кровь…
Белое молоко! Более года назад вкус его показался необычен, вкус холодного белого молока!..
Потом этот вкус стал знакомым – он чудился то в меде, то в воде, то в вине…
Мальчик давно угадал его значение.
Он знает, что его убивают.
Он знает и другое – свое детское бессилие перед волей многочисленных могущественных врагов, оплетающих его существование сотнями глаз и рук.
Он знает, что сопротивляться так же бессмысленно, как молить о пощаде…
Он беззащитен и слаб.
Он слаб! О, нет!
С какой силой стискивают вдруг царский жезл его хрупкие пальцы!
Какой яростный и неукротимый огонь вспыхивает вдруг в глубине его черных глаз, какой гнев раздувает тонкие ноздри!
Он – сын божественного льва, вкусившего крови!
Он сразился бы за свою жизнь с тысячами врагов, если бы – огонь в глазах гаснет – если бы не было слишком поздно, если бы эта жизнь не была уже отнята у него!..
Он снова слышит, как по жилам струится смерть…
Слишком поздно!
Нежные губы мальчика искажает недетская усмешка…
Он умрет.
– Нет!!!
…К спальне, поднятые на ноги криком Неферт, торопливо сбегались служанки.
XXXV
Неферт не замечала ничего – даже заметного отдаления Миуры.
Она устроила свой небольшой алтарь Сына Амона – в комнате для занятий. На этот алтарь она каждое утро приносила белые лотосы, которые, казалось, самим слабым шелестом своих прохладных лепестков нашептывали ей о скорой смерти Царя Царей, Держателя Верхнего и Нижнего Египта, божественного фараона Джафененры…
XXXVI
– У меня скоро помрачится рассудок. Унеси это питье, Шерит! – госпожа Мерит передала служанке черный узкогорлый кувшинчик и снова наклонилась над ложем Неферт. – А врач Юффу еще говорил, что кориандр непременно поможет! Как он может помочь, если она не хочет его пить! Неферт, деточка…
– Да, мама, – Неферт отстраненно удивилась тому, как слабо прозвенел ее голос.
– Скажи, тебе чего-нибудь хотелось бы? Нет, я не могу – ребенок тает на глазах! Шерит, ее сглазили!
– Но, госпожа, девочка всегда носит от сглаза Око Ра из лучшего золота, а недавно Вы приказывали повесить знак покрупнее и над постелью, – рассудительно заметила ключница.
Не только Око Ра – над ложем висели скарабеи из лазурита и зеленого нефрита, а также другие амулеты, большая часть из них появилась недавно, в дни непонятной болезни Неферт.
Болезнь? Да, пожалуй, это была болезнь – ведь Неферт похудела и ослабла. Ей доставляло странное удовольствие чувствовать себя больной. Она тоже больна! Она не хочет быть здоровой!
Целыми часами Неферт лежала неподвижно, слушая течение крови в своем теле. Иногда ей казалось, что ее кровь тоже струит смертоносный яд.
– Я ничего не хочу.
– Совсем ничего? Бедная крошка! – госпожа Мерит решительно поднялась. – Шерит, Хапшесут! Пусть мне сейчас же готовят одежды – я еду в храм Изиды!
– Мамочка! – Неферт приподнялась вслед выходившей уже матери так стремительно, что почувствовала сильное головокружение. – Может быть, мне стало бы легче, если бы я сама поехала в храм?
– О, я уверена!
– Но ты позволишь мне ехать так, как мне хочется?
– Все, что ты захочешь, милая.
– Прежде всего, мне хотелось бы ехать не к Изиде, а к… Тоту. Ведь он покровительствует целительной магии, правда?
– Что же – поезжай к Тоту.
– И я хотела бы ехать одна. Чтобы только из-за меня и носильщики, и скороходы – как для взрослой.
– Хорошо, пусть, – с сомнением произнесла госпожа Мерит. – Но ты так слаба…
– Я тогда стану хорошо есть, – твердо пообещала Неферт. – И хочу ехать послезавтра.