Шрифт:
– Ага.
– Я тоже. Давай руку!
– Пошли!
Потолок постепенно снижался, это ощущалось даже в темноте. Воздух сделался сырым.
– Стена!
– Где?
– Впереди.
– Ох! Неужели тупик?
– Не знаю. Давай зажжем огонь.
– Сейчас…
Они стояли в огромном квадратном зале с очень низким, почти в рост человека, потолком.
– А ведь мы прямо под гробницей. Какая огромная!
…Узкая лестница, заложенная в кладке стены, вела вверх.
LVI
Лестница вилась в камне, словно змея. Ступени ее были непомерно круты.
– Неферт! Ты еще можешь идти? Хочешь, я тебя понесу?
– Не надо, – ответила Неферт, беззвучно плача. – Я же иду…
– Здесь до нас много-много столетий никто не ходил.
Бесконечные изгибы лестницы вызывали головокружение. Округлые стены тянулись друг к другу, словно желая сомкнуться. Еще немного – и так хорошо будет свернуться в комочек там, где пошире выбита ступень, и остаться там навсегда…
Нет, с ней Инери… Он все равно не даст ей остаться здесь… Надо идти. И откуда-то снова приходят силы…
Лестница неожиданно кончилась небольшой дверью, через которую они вошли в невысокую комнату, по двум стенам которой были расположены открытые входы в другие комнаты и помещения. Все выглядело здесь почти жилым: белый камень, из которого были сложены стены, напоминал домашнюю побелку; синим плиткам, обрамлявшим дверные проемы, был придан вид циновок из тростника. Единственным рисунком была тоже синяя закрытая дверь, изображенная на третьей стене.
– Он здесь живет? Покойник? – странно глотнув воздух, спросил Инери.
– Да нет же, что ты! – ответила Неферт, отчего-то уже совсем не испытывая ни страха, ни усталости, и не глядя протянула Инери руку: пальцы их, в который раз за эту ночь, тепло и надежно переплелись. – Разве ты не знаешь, что к тому, кто живет здесь, и к его сокровищам не может быть незамурованных входов? Покойник должен быть очень далеко отсюда. Это обиталище его Ка. Видишь нарисованную дверь? Он через нее входит.
– Через эту… Смотри, а тут тоже какие-то вещи стоят.
В правом углу комнаты стоял квадратный столик из непонятного, словно запылившегося изнутри дерева, с расположенным на нем ониксовым прибором из четырех бокалов и высокогорлого узкого кувшина. Посуда из гладкого и блестящего желтоватого камня с коричневыми разводами казалась совсем новой – будто кто-то пил из нее недавно.
В другом углу стояли несколько каменных ларцов разного размера – один на другом.
– Мне кажется, что мы когда-то пили с тобой вино из этих бокалов, и оно просвечивало через их камень, – сказал Инери: дыхание его сделалось ровным.
– И был яркий свет, и ночь вокруг. А мы были старше.
Светильник в руке Неферт неожиданно вспыхнул и разгорелся ярче, когда откуда-то из внутренних помещений послышался шорох сандалий, настолько легкий, что его можно было скорее угадать, чем услышать, и им навстречу вышла высокая стройная женщина в одеждах угодного Сетху рыжего цвета. Черные прямые волосы падали на ее плечи.
Нельзя было понять, старым или молодым было ее лицо. Оно двоилось – сквозь ветхие черты старухи проступал торжествующе юный лик девушки… Неизменным оставалось одно – бездонные, как колодец, глаза, во мраке которых мерцали далекие пляшущие огни.
Добро и Зло были одинаково чужды исходящей от нее силе.
– Вот вы и пришли, – сказала она голосом, черным и мягким, как ночь.
– Нам было страшно, – негромко ответил Инери.
– Я посылала на вас этот страх, – сказала женщина. – Но у вас уже не было выбора дороги. Сроки сбылись.
– Но какие сроки, Миу… – Неферт замолчала, поняв, что уже не знает имени той, которая стояла перед ними.
– Моего земного пребывания с вами, – женщина приблизилась еще на шаг. – Я – Бастет, богиня полной луны, воплощающаяся в священной кошке.
Ее ничем не украшенные руки накрест протянулись вперед. Левая рука легла на голову Неферт, правая – одновременно с ней – на голову Инери.
Дети преклонили колени.
– Вы держались за руки, идя ко мне, – вновь заговорила женщина. – Соедините ваши руки теперь.
Инери и Неферт взялись за руки – не чувствуя ни своего тела, ни тепла.
– Дети с темной кровью, вы по праву пришли этой ночью в мертвый город.
Человеческая жизнь осталась за черными водами реки.
За этими стенами – сон ночи.