— Нет.

Бабушка смотрела на него, а Бруно хотелось, чтобы она посмотрела на вырезки.

— Ах, какой ты еще маленький! — Она ущипнула его за щеку. — И борода толком не растет! Напрасно твоя мать волнуется…

— Она не волнуется.

— …надо просто дать тебе время повзрослеть. Ну, пойдем завтракать. Давай прямо в пижаме.

На лестнице Бруно подставил локоть, чтобы бабушка на него оперлась.

— Хочу быстренько пробежаться по магазинам, — говорила она, наливая ему кофе, — а потом можно пойти куда-нибудь развеяться. Например, в кино на фильм хороший — какой-нибудь с убийством. Или в парк с аттракционами. Я сто лет не каталась на аттракционах.

Бруно вытаращил глаза, а бабушка продолжала, не замечая:

— Что тебе больше по душе? Посмотрим на киноафиши, когда приедем, и…

— Давай лучше на аттракционы, ба.

Они хорошо съездили. Бруно помогал ей сесть в автомобиль, открывал перед ней двери, водил ее по парку аттракционов — хотя ей там мало что можно было съесть и мало куда пойти. Однако на чертовом колесе они прокатились. Бруно описывал бабушке, какое огромное чертово колесо в Меткалфе, но она не спросила, когда он там побывал.

Когда они вернулись, Сэмми Франклин все еще торчал в доме — решил остаться на ужин. Едва увидев его, Бруно сделался мрачнее тучи. Он знал, что бабушка тоже на дух не переносит Сэмми, и вдруг проникся к ней нежностью за то, как безропотно она терпит этого типа — и весь прочий сброд, который мать тащит в дом. И чем же они тут занимались целый день? Ах, в кино ходили, на фильм, в котором играл Сэмми… Кстати, тут письмо пришло, лежит на столе в комнате.

Бруно помчался к себе наверх. Письмо было из Флориды. Он разорвал конверт дрожащими руками. Ни одно письмо он не ждал с таким нетерпением — даже писем от матери в школьном лагере.

Бруно поднес письмо к глазам и перечитал, не в силах поверить. Острым языком облизнул верхнюю губу. Это было как горе, как смерть. Хуже смерти! Он обвел комнату ненавидящим взглядом, вся ее обстановка ему претила. А потом боль собралась в груди, и неожиданно для себя он заплакал.

После ужина у них с Сэмми вышел спор о вермутах. Сэмми утверждал, что чем суше вермут, тем больше его надо лить в мартини, хотя сам он, мол, не большой любитель мартини. Бруно на это ответил, что он тоже не большой любитель мартини, но прекрасно знает, как нужно делать коктейль. Кто прав, они выясняли долго и продолжали спорить даже после того, как бабушка пожелала всем спокойной ночи и удалилась. Они втроем пошли на темную верхнюю террасу, мать села на качели, а Сэмми с Бруно встали у парапета. В горячке спора Бруно сбегал вниз, в бар, и принес все составные части для мартини. Оба смешали коктейль по своему методу и попробовали — и хотя было совершенно очевидно, что прав Бруно, Сэмми продолжал настаивать на своем, фальшиво хихикая.

Бруно окончательно вышел из себя.

— Поезжай в Нью-Йорк и научись там хоть чему-нибудь! — проорал он.

Мать только что ушла, оставив их вдвоем на террасе.

— Да ты сам не знаешь, что несешь! — В лунном свете толстая рожа Сэмми стала желто-сине-зеленой, как горгонзола. — Ты ж весь день пьяный! Ты ж…

Бруно схватил его за грудки и нагнул спиной над парапетом. Сэмми сучил ногами, рубашка на нем разошлась. Когда он кое-как сумел выскользнуть из хватки Бруно, в лице у него не осталось ничего синего, оно теперь было желто-белым.

— Ты в своем уме?! — взвыл он. — Сбросить меня хотел?!

— Ничего и не хотел! — крикнул Бруно еще громче.

У него вдруг снова перехватило дыхание, совсем как по утрам. Он спрятал потные, негнущиеся руки. Он ведь уже совершил убийство, разве нет? К чему второе? Но он прямо видел, как извивается Сэмми на острых прутьях ограды внизу, и там этому мерзавцу было самое место. Сэмми остервенело мешал себе выпивку в бокале. Еле держась на ногах, Бруно ушел с террасы в дом через стеклянные двери.

— Да вали! — крикнул Сэмми ему вслед.

Голос у него так дрожал, что Бруно испугался. Матери он не сказал ни слова, молча прошел мимо и стал осторожно спускаться по лестнице, обеими руками держась за перила. Он проклинал звенящую, ноющую, неостановимую круговерть в голове, проклинал зачем-то выпитый мартини.

Мать вошла в гостиную вслед за ним.

— Что ты сделал с Сэмми?

— А че я с ним сделал-то?

Ее фигура была размытым пятном. Бруно отмахнулся от нее и с размаху рухнул на диван.