Шрифт:
Как только она ушла, он снова повернулся к рощице. Хотел проверить, станет ли странное ощущение сильнее или слабее, если Анны не будет рядом. Неуловимая враждебность продолжала исходить от места, где тьма сгущалась под деревьями. Конечно, это ерунда. Плод теней, шорохов и разыгравшейся фантазии.
Гай сунул руки в карманы и упрямо зашагал к деревьям.
Глухой хруст ветки заставил его стряхнуть наваждение и остановить взгляд на вполне конкретной точке. Гай рванул вперед. Треск кустов, отступающая черная фигура. Гай вложил все свои силы в прыжок, вцепился в фигуру и по хриплому вскрику узнал в ней Бруно. Бруно забился в его руках, как огромная рыба, и крепко заехал Гаю в скулу. Они покатились по земле, молотя друг друга так, будто дрались насмерть. Бруно изо всех сил тянул пальцы к горлу Гая, но тот крепко держал его на вытянутых руках. Бруно оскалился, дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Гай еще раз ударил его по зубам, хотя правая рука была, похоже, сломана, кулак больше не сжимался.
— Гай! — возмущенно заорал Бруно.
Гай схватил его за воротник, и оба вдруг прекратили драку.
— Ты знал, что это я! — яростно выпалил Бруно. — Грязный ублюдок!
— Что ты здесь делаешь? — Гай дернул за воротник, поднимая Бруно на ноги.
Бруно скривил окровавленный рот, словно был готов заплакать.
— Пусти!
Гай отпихнул его. Бруно кулем свалился на землю и встал, пошатываясь.
— Ну давай, убей меня, если хочешь! Потом спишешь на самооборону!
Гай посмотрел назад. Дом Анны скрылся за деревьями. В горячке боя они с Бруно забрались далеко в глубь рощи.
— Я не хочу убивать тебя. Но убью, если поймаю здесь еще раз.
Бруно издал короткий победный смешок.
Гай угрожающе шагнул в его сторону. Желание продолжать драку исчезло, хотя минуту назад в мозгу пульсировала одна мысль: «Убить, убить!» Он знал, что не сможет стереть улыбку с лица Бруно, даже если прикончит его.
— Убирайся.
— Готов выполнить работу через две недели?
— Готов сдать тебя полиции.
— Сам сдаться тоже готов? — Бруно заулюлюкал. — Готов признаться во всем Анне? Готов провести двадцать лет в тюрьме? Ну, раз готов, так пошли!
Он выставил руки, словно подставляя их под наручники. В глазах у него горели красные отсветы, и всей своей шатающейся фигурой он напоминал злого духа, возникшего из черного искореженного древесного ствола.
— Ищи кого-нибудь другого для своей грязной работы, — процедил Гай сквозь зубы.
— Вот только не строй из себя чистоплюя! Я выбрал тебя, и ты ее сделаешь. — Бруно хохотнул. — Ну что ж, пора мне начать. Я все выложу твоей подружке. Сегодня же вечером напишу ей письмо.
Он заковылял прочь нетвердой походкой — бесформенное, расхлябанное существо. Споткнулся, едва удержал равновесие и крикнул:
— Напишу и отправлю, если до завтра не опомнишься.
Анне Гай соврал, что подрался с каким-то бродягой. На самом деле его повреждения ограничились подбитым глазом, но пришлось немного сгустить краски, чтобы иметь повод отменить поездку в Олтон и остаться в доме Анны. Он сказал, что получил удар в живот и нехорошо себя чувствует. Родители Анны перепугались и настояли, чтобы полиция на несколько дней обеспечила дом охраной.
Для Гая полицейской охраны было недостаточно. Он решил, что должен находиться здесь сам, на случай если Бруно еще что-нибудь затеет. Анна стала уговаривать его побыть у них немного, пока ему не станет лучше. Гай согласился.
Два дня у Фолкнеров прошли в ощущении жгучего стыда. Ему было стыдно, что пришлось остаться, стыдно, что с утра в понедельник он пошел в комнату Анны и проглядел почту, которую горничная всегда клала на стол. Письма от Бруно не было. Анна уезжала на работу рано, до того, как приходил почтальон. Гай быстро перебрал четыре или пять доставленных в этот день писем и выскользнул из комнаты, как вор, боясь попасться на глаза прислуге. Хотя он нередко заходил в комнату Анны в ее отсутствие. Например, иногда сбегал сюда передохнуть, когда в доме было много гостей. И Анне это очень нравилось. На пороге он прислонился затылком к дверному косяку, вбирая в себя картину привычного беспорядка. Незаправленная постель, торчат с книжных полок корешки больших художественных альбомов, к зеленой пробковой доске на стене приколоты эскизы, а на столе забыт стакан, в котором она смывала синюю краску с кисти. На спинке стула висит желто-коричневый шелковый платок — видимо, она собиралась надеть его, но передумала. Аромат гардении в воздухе — Анна всегда наносила каплю духов на шею перед выходом. Он так мечтал жить с ней одной жизнью…
Во вторник утром письма от Бруно все еще не было, и Гай уехал в Манхэттен. Накопилась куча работы, тысяча мелочей требовала его внимания. Контракт на офисное здание с компанией «Шоу Риэлти» никак не утверждали. В его жизни сейчас было больше хаоса и неразберихи, чем сразу после смерти Мириам. От Бруно за всю неделю пришло одно письмо, в понедельник, когда Гай находился у Фолкнеров. Бруно коротко сообщал, что его мать три недели болела пневмонией, но теперь, слава богу, поправляется, так что скоро он сможет уехать из дома.
В четверг вечером, когда Гай вернулся с собрания в клубе архитекторов, хозяйка дома миссис Маккосленд доложила, что ему звонили три раза. В тот же миг телефон снова затренькал. Бруно, злой и пьяный, спросил, готов ли Гай поговорить по делу.
— Нет? Ну, я так и думал. Анне я уже написал. — И он повесил трубку.
Поднявшись к себе, Гай тоже выпил. Он сомневался, что Бруно выполнил свою угрозу и вообще ее выполнит. Около часа он провел, пытаясь читать, позвонил Анне и наконец, не находя себе места, пошел в кино.