— По-разному бывает, — улыбнулась я. — Ваше имбирное печенье превосходно.

Лариса не стала кокетничать.

— Да, Геннадий Петрович тоже так говорил. Жаль, что он умер, да еще так внезапно. Вечером, как всегда, пакет взял, а утром в десять мимо кондитерской «Скорая» пронеслась. Я на пороге стояла, вышла покурить. Проводила минивэн глазами, гляжу, он во двор к Николаевым заруливает. Грешным делом решила: померла у них бабка, царствие ей небесное, две жизни даже героям не положены. И ведь так неудобно получилось…

Лариса предалась воспоминаниям, я ее не перебивала.

…Через пару часов в кондитерскую пришла Нина Анатольевна вся в черном и поинтересовалась:

— Лариса, можете на поминки пирожные испечь? Народу много будет. Справитесь с большим заказом?

Лариса ее успокоила:

— Не волнуйтесь, все сделаю, вызову помощников. Ой, как мне вашу мамочку жаль, примите соболезнования в связи с ее кончиной.

Николаеву аж к стене отшатнуло.

— Типун вам на язык. Мама жива!

Кондитерша этого не ожидала и от недоумения брякнула:

— Кто же умер?

Нина Анатольевна села за столик, и лицо у нее таким стало, что Лариса засуетилась, чаю принесла, булочек свежих с заварным кремом. Николаева кружку взяла и говорит:

— Геннадий Петрович ушел.

— Как же так! — изумилась хозяйка заведения. — Еще не старый, здоровый мужчина… Что произошло?

Вдова ответила:

— Неизвестно пока точно. Муж себя губил — курил, спортом не занимался, не хотел есть правильную пищу, поздно ложился спать, и вот результат, инфаркт у него случился. Или желудок подвел, язвой он страдал. Как нам теперь жить?

Сама не зная почему, Лариса вдруг возразила:

— Не болел у Геннадия Петровича желудок, ни разу от него жалоб не слышала.

Нина Анатольевна на нее взглянула, как ошпарила. И губы поджала.

— С чего бы моему супругу малознакомой женщине на проблемы со здоровьем жаловаться? Ты не врач.

Промолчать следовало, но кондитершу понесло:

— Мы с профессором дружили, он моего Вадика к себе в институт устроил, всегда по вечерам здесь шоколад пил и печенье имбирное покупал.

Тут вдова вскочила и давай кричать:

— Ах, вот кто моего мужа убивал! Я-то ему кабачки на пару готовила, белое мясо куриное и, когда Гена с работы приедет, ужин в комнату подавала… А через часок зайду за тарелкой, смотрю — все нетронуто. Вот по какой причине он от здоровой еды отказывался! Он у тебя дрянью обжирался! Это ты его на тот свет отправила!

Затем она как треснет локтем по витрине — стекло дождем на пол. Лариса перепугалась, что вдова поранилась и кровью истечет. Но на ней была толстая суконная куртка, которая предохранила от порезов. Нина сразу убежала, а Лариса минут пятнадцать опомниться не могла. Потом совок взяла, начала убирать осколки. И тут Элла примчалась вся в слезах, запыхавшись, затараторила:

— Ларочка, дорогая, не сердитесь на свекровь, она не в себе. Утром Геннадия Петровича мертвым нашла, чуть разума от горя не лишилась. Не звоните в полицию, не жалуйтесь на хулиганство. Не со зла Нина Анатольевна витрину разбила, от горя. Сейчас я все замету, пол вымою, прореху временно заделаю, а завтра мастера вызову, он новое стекло поставит, какое хотите, можно с золотой росписью, с надписью «Веселый эклерчик», с картинкой. Свекор вас уважал, всегда хвалил, вы ему нравились. И к Вадику Геннадий Петрович почти как к родному относился. Ради покойного никому о происшествии не рассказывайте!

Элла отняла у Ларисы веник, принялась убирать.

А Лариса поняла, что Нина шок пережила, ничего никому не сказала. Да только народ все равно узнал.

Рассказчица протянула руку к окну:

— Видите особнячок на той стороне? В нем Ксения Виноградова живет, главный язык Гидрозавода. Вы еще чихнуть не собрались, а Ксюша уже в курсе, что у вас в носу свербит. Не успела Элла уйти, как Виноградова приперлась, кексов морковных ей захотелось. До того в кондитерскую не заходила, у нее дочь на Центральной площади кафешку держит, Ксения там выпечку берет, а тут прилетела и завела: «Чего Нина стекло расколошматила? Небось тебя к покойному мужу приревновала? Ну да, частенько он тут по вечерам сидел после закрытия, шоколад пил, ворковали вы голубками». С трудом я удержалась, чтобы ей по наглой морде не врезать, спокойно ответила: «Профессор моего старшего сына Вадика на учебу пристроил, я благодарна ему по гроб жизни. Ну да, окна в кондитерской не занавешиваются, когда свет горит, ты видела, как Григорий Петрович угощается, потом он домой уходит. И что? Не била Нина витрину, приходила на поминки пирожных заказать, да плохо ей стало, ее шатнуло, вот и…»

— Мать! — раздался хриплый голос.

Я повернула голову на звук, увидела за прилавком небольшую дверь и юношу, который, приоткрыв ее, выглядывал в зал.

— Мать, — повторил он, — отпусти человека, хватит трындеть.

— Так ей спешить некуда, — возразила Лариса, — съемки сериала сегодня закончились, писательница за коврижкой зашла. Это и есть мой старший сынок. Строгий очень, вечно меня воспитывает.

Парень вышел к прилавку.

— Покупательница из вежливости твои байки слушает, а ты, если тебя не остановить, до утра язык упражнять будешь.