— Тебе страшно, что все узнают? — спросила Лялечка, как бы примеряя это горе на себя. Ей бы не было страшно. Даже без аттестата и с позором. Не было бы. — Я должна тебе помочь? Найти врача?

— Меня мать убьет… А если я буду бесплодной после этого? — Афина четко выговаривала слова и артикулировала звуки. Ей можно было бы работать сурдопереводчиком. Такие как раз появились на телеэкранах, вызывая поначалу бурный смех молодежи и бездарные пародии эстрадных артистов. — А институт? Что теперь будет, Лялечка? Что будет?

— Я не знаю. — Ляля действительно растерялась тогда. Это был страшный случай. Ужасный шлейф сочувственных и осуждающих разговоров. И потом, после всего — еще и бесплодие. — Я бы рожала, — вдруг выпалила она и осеклась. Вот тогда и дошло до нее. Вот тогда и стало понятно, почему именно ей и с такой настойчивостью сообщала об этом Афина… Наш пострел везде поспел. Но как говорила Марья Павловна, благоволившая и расположенная всей душой только к Лялечке: «Сучка не схочет, кобель не вскочит». Вот и вся правда.

— Я бы тоже, но он на мне не женится, — тихо сказала Афина.

— Ясное дело, — подтвердила Лялечка. — Конечно, не женится, он же тебя не любит.

— Да, — покорно согласилась Афина и за одно это «да» Ляля была готова сделать для нее невозможное. Практически все, кроме одного… — Но как я буду у всех на глазах? Это плохо? Скажи честно, ты бы выдержала?

— Я помогу тебе. — Ляля взяла Афину за руку и крепко сжала ладонь подруги. — Но лучше аборт. — Ляля брезгливо выговорила слово и снова осеклась. Афина остановилась, повернулась к ней лицом и вся замерла, как перед припадком. — Давай без истерики. Все, успокойся, — миролюбиво предложила Ляля.

— Давай. Только мне помощь нужна. И чтобы здоровье осталось. Это ясно?

— Мне надо подумать, — сказала Ляля. — Но он на тебе все равно не женится…

Толстая, крутоногая Афина… Отвратительный запах изо рта. Груди, разбежавшиеся в стороны мелкими серовато-синими комками. Бр-р-р… Но в уме ей не откажешь. Лялечка посмотрела на себя в зеркало и убедилась в том, что исключительно хороша. И тоже умна… Потом можно будет сказать Кириллу все. Все, как есть. Афина хотела многого, но возможностей для этого не имела. Она купила себе возможности, заплатив Кириллом. Это правильное решение. Это мудро. Ради него Лялечка, а значит, папа Глебов сделает все. А ей всего-то надо учиться в приличном институте вдали от города и делать комсомольскую карьеру. Почему бы и нет… Когда-нибудь потом, совсем потом, когда куча детишек будет с радостным повизгиванием носиться по Лялькиному дому, они, наверное, снова станут подружками. При условии, что Афина куда-нибудь денет свой приплод… Это условие. А пока…

А пока… Да не сама ли Ляля научила ее этому? Цель оправдывает средства. Если враг не сдается, его уничтожают. Не сама ли Ляля показала пример? Как надо и как не надо. Получалось, что Афина ее просто использует… А что, если ей сказать, что Кирилл остался в прошлом? Что с ним — все? Какие козыри, кроме своего надутого живота, вывалит она? Никаких. Но женить Кирилла на себе, пожалуй, сможет. Это обязательно. Это — не обсуждается. Потому что проще изобразить беременность результатом трагедии Ромео и Джульетты, чем сесть за изнасилование…

Почему же Ляля сама до этого не додумалась? Потому что ей, хорошей и умной, ТАК — не надо!

Этой последней школьной весной они уже не сидели в беседке и не плевали в песочницу. Выросли другие… ребята с нашего двора. Компания распалась. Изредка приезжала Наталья… Толик, все-таки ушедший в армию, писал ей письма на адрес своих родителей. Укреплял семейные связи. Наталья всегда выходила от будущих родственников немного прибитая и чуть заплаканная. Вместе с Толиковой мамой они обсуждали, что будет, если его пошлют туда — в жаркую страну, откуда присылают цинковые гробы. Обсуждали, а потом, накрутив себя, обе женщины начинали тихо скулить, а то и плакать во весь голос. А наплакавшись, обнимались и прощались со значением — до следующего раза. Мама Толика все ждала, что Наташка или родит, или ходить перестанет. А Наташа все ждала, когда та назовет ее невесткой и пригласит немного пожить… Ездить в училище от родителей Толика было бы гораздо удобнее. Наташа в их дворовые дела не лезла, но была в курсе. Ляля старалась держаться от нее подальше. На зимних каникулах она случайно встретила Наталью у подъезда, и та сначала молча съездила Ляле по физиономии, а потом сказала, по-бандитски сплюнув сквозь зубы:

— Какая же ты гнида. Какая же ты ехидна. Змею пригрели… Это я тебе за Дашку… А насчет Жанки — пока предупреждаю.

Наташа схватила Лялю за воротник и подтянула к себе. Ляля поморщилась, изо рта старшей подруги несло гремучей смесью чеснока и самогона, видно, она возвращалась от родителей Толика.

— А про Жанну — ты бы помолчала, а? — Ляля дерзко усмехнулась. Она не умела делать покорное лицо, маска брезгливости прилипла к нему, как вторая кожа.

— Ясно… — спокойно сказала Наташа. — Суду все ясно. Цыпа, придется звать на помощь моих друзей с района. — Она отпустила Лялю и пренебрежительно оттолкнула ее от себя. — Жди, цыпа, жди. За мной не заржавеет.

С тех пор Ляля боялась. Это бандитское отродье было способно на многое. Плебейское происхождение и незнание элементарных законов жизни о том, кто правит миром, и о том, что надо соблюдать этику и субординацию, делало Наталью очень опасной. Ляля надеялась только на то, что страсть по армейцу утихнет и Наташа исчезнет отсюда. Выйдет из игры, в которой ей с самого начала не было места. Напрасно надеялась.

Перед выпускным сочинением, когда трезвая Лялечкина мама созванивалась с подругой из гороно, чтобы уточнить темы из конверта, Наташа явилась к ним в дом и потребовала, чтобы Ляля немедленно вышла.