Перед сумерками мы, обогнув большой выступ горы, пришли в местечко Джелузу. Здесь долина заметно расширяется; Чулышман разбивается на несколько рукавов, закрытых от глаз прибрежными тополями. Почва одета травой не особенно богато, но все-таки корм для лошадей нашелся. По ту сторону реки имеется небольшой аил, жители которого скоро явились к нам и принесли харюзов, которые ловятся здесь довольно легко. От денег отказались, а попросили удочек; к счастью, у меня был порядочный запас английских крючков, который я и раздал по дороге. Этот незначительный подарок здесь очень ценится, потому что хороших крючков достать негде, а своими они вытаскивают одну рыбу из четырех, -- остальные срываются.

Вечер был теплый (в 9 часов t 23,5°Ц), и мы долго засиделись с алтайцами за беседой через толмача. Высота местечка Джелузу 735 м.

От Чулышмана до Чуи. Экскурсия на Кызыл-оёк (5--9 июля). Путь по Чулышману окончен. Сегодня мы должны подняться на плоскогорье и двигаться в южном направлении. Погода попрежнему ясная, в 7 часов утра термометр показывает 20,4°Ц (вода Чулышмана 11,5°Ц). Навьючив свежих лошадей, мы выступили и шли некоторое время вдоль Чулышмана, но скоро отклонились в небольшую замкнутую с трех сторон боковую долину почти пересохшей речки Орон-кой. Несколько сот шагов, и начинается крутой подъем налево. Тропа вьется крутыми зигзагами по безлесной круче, усеянной мелкими камнями; караван одновременно изгибается в четырех-пяти косых этажах; лошади то и дело останавливаются от утомления. Впрочем, подъем до первой террасы не продолжителен, и через полчаса мы вышли на карниз, нависший над долиной Чулышмана. Вдоль карниза подъем не крут, но дальше делается круче, и, наконец, приблизительно через час тропа выходит на высокое плоскогорье.

Чудно рисуется отсюда Чулышман, разбитый наносными островами на несколько рукавов, с непрерывными извилинами между гигантскими, почти отвесными массивами снизу безлесных гор. Почти всюду вдоль берегов, по островам и по боковым оврагам расселились тополя отдельными группами и рядами. На много верст расстилается этот вид под ногами, а на севере за первой высокой террасой высунулись более высокие сопки и гряды снежных вершин.

Холмистое плоскогорье, сначала безлесное, с короткой посохшей травой, из которой временами вылетают куропатки, скоро занимается лиственичным лесом, в котором иногда попадаются отдельные ели. Лесные прогалины покрыты высокой, сочной травой. Местами лесная чаща сменяется широкими полянами с черными обгорелыми стволами деревьев. Кое-где между ними поднимается молодое поколение листвениц, но, к сожалению, далеко не везде.

Около 2 часов дня мы подошли к небольшому ручью Тумулюк, вдоль которого вытянулась пестреющая цветами длинная поляна; здесь мы остановились покормить лошадей и собрать растения. Несмотря на высоту места (1620 м) и облака, затянувшие большую часть неба, было совершенно тепло (t 23,5e Ц). От Джелузу до этого пункта нужно считать верст пятнадцать.

За Тумулюком некоторое время тянется такой же лиственичный лес с редкими полянами, а потом начинается обширная открытая местность с низкой посохшей травой, среди которой выделяются кустики белой сушеницы (Leontopodium alpinum). Алтайский эдельвейс не забирается высоко, а предпочитает открытые плоскогорья ниже лесной границы; поэтому, вероятно и опушение у него не так богато, как у швейцарского.

Улаганское плоскогорье переходит направо в невысокие закругленные холмы с небольшими группами листвениц, а налево постепенно опускается к речке Тужару, -- притоку Ян-Улагана, впадающему несколько ниже Калтарелёна. Вдоль Тужара тропа выходит в плоскую долину Улагана, имеющую тот же характер; она заметно опускается вперед к Башкаусу. Среди мелких камней часто появляются мелкие зверки (смуранка [суслик]), но при нашем появлении быстро перебегают и прячутся в норы. По ту и другую сторону от тропы на ровных полянах можно видеть правильные ряды длинных камней сланца, врытых в землю в стоячем или слегка наклонном положении на расстоянии двух-трех шагов один от другого. Камни установлены в виде продолговатого четырехугольника, одна сторона которого замыкается рядом низких курганов с углублением в середине. Такие же древние постройки, о которых алтайцы ничего не помнят, я встречал потом почти по всем долинам; на Чулышмане видел единственный камень недалеко от бома. Вообще и теперь эти памятники древности встречаются в местах более населенных18.

К вечеру мы пришли к речке Балахту-юл (правый приток Улагана) и, перейдя его, разбили стан на открытой поляне недалеко от берега Улагана близ группы листвениц. Поляна вся покрыта мелкой галькой и щебнем, среди которой богато разрослась высокими кустами Nepeta lavandulacea, наполняя воздух одуряющим терпким запахом, который долго не давал заснуть. Какого-нибудь другого растения, кроме деревьев, не было на десятки сажен кругом.

Улагана не было видно, хотя до него всего шагов сорок, потому что по обоим берегам идут густые заросли ивняка. Сам Улаган, несмотря на приставку "Ян" (большой), очень небольшая и маловодная речка не глубже аршина и не шире двух-трех сажен с совершенно покойным течением. Температура воды в 8 часов утра 15,5°Ц.

В стороне от наших палаток стояли две юрты, ближе к киргизскому образцу, но с остроконечной крышей. Вообще эта местность довольно населенная, но отдельные аилы разбросаны по Улагану и Балахту-юл. Местные жители кажутся более зажиточными, скот крупнее, чем в Чулышманской долине. Здесь в первый раз мы достали действительно прекрасный кумыс.

На другой день утром (в 8 часов утра t 19,8°Ц) к нашим палаткам явилась целая толпа калмыков с зайсаном во главе. Последний был одет в белый халат, расшитый цветными узорами на груди и около ворота. По-русски он мог только отрекомендоваться, а потом разговор пришлось вести через толмача. Вообще кочующие калмыки, говорящие по-русски, -- большая редкость, только те и понимают, которые живут совместно с русскими в деревнях.

После взаимного обмена любезностями мы выступили дальше по направлению к Башкаусу. Тропа идет вдоль Улагана по безлесной долине с невысокими холмами; та же пожелтевшая травка с кустиками белой сушеницы, те же смуранки среди мелких камней; вообще местность до самого Башкауса сохраняет тот же характер, как и прежде.

Уже от устья Балахту-юл, где мы ночевали, открывается вид на снежные вершины в верховьях Куадру по южную сторону Башкауса.

Через два часа езды (верст десять) мы подходили к широкому, покойно текущему Башкаусу, правый берег которого порос редкими лиственипами и тальником. Перед бродом мы повстречались с караваном лошадей, навьюченных монгольской шерстью. Громадные, плохо закрытые вьюки задевают за кустарники и оставляют на них небольшие клочья шерсти, отмечая путь каравана.