Пока инспектор ле Виллар прикидывал, с чего начать, Ирен повернулась ко мне:

– Возможно, господа захотят чего-нибудь выпить.

– Нет! – почти вскрикнул ле Виллар. – На угощение нет времени. Вы немедленно должны сопровождать меня в Париж. Это дело сложно объяснить, вам лучше все увидеть самой.

Мужчина у камина выпрямился и начал что-то быстро говорить по-французски.

По мере того, как он говорил, Ирен слегка подалась вперед, потом выпрямилась в кресле, затем вытянулась в струнку, будто марионетка, которую невидимая рука дергает кверху за ниточку. Она всем своим видом демонстрировала внимание, а я даже не понимала причины ее озабоченности!

Каждый раз, когда кто-нибудь тараторит на иностранном языке, словно зачитывая список покупок, мне кажется, что голова у меня вот-вот лопнет! Ирен болтала по-французски не хуже лондонской горничной, в то время как я могла разобрать только отдельные слова, не улавливая смысла разговора.

Ле Виллар сидел в моем кресле, понурившись и опустив глаза. Собеседники несколько раз упомянули «abbot noir» [13] ; что бы ни значили эти слова, на лице Ирен я читала беспокойство и недоверие.

Мне в голову пришла мысль, что непримечательный господин, сопровождающий ле Виллара, не его помощник, как я подумала вначале, но, напротив, выше инспектора по званию.

– Придется поехать, – пробормотала Ирен сама себе; я лишь чудом ее расслышала. Вдруг она резко встала, стряхнув с себя странное оцепенение. – Мне нужно одеться.

Мужчины нетерпеливо переглянулись.

– Это займет не более четырех минут, господа, – сухо добавила Ирен, разгадав их опасения. – Можете засечь время…

Не закончив предложения, она уже взлетала вверх по лестнице со скоростью породистого скакуна на бегах.

Инспектор ле Виллар и вправду полез под свой насквозь промокший плащ и, вытащив из кармашка жилетки золотые часы, со щелчком открыл крышку.

Я перебралась в кресло Ирен, но так и не представленный нам незнакомец по-прежнему не пожелал садиться, даже на свободный шезлонг возле потрескивающего теперь камина.

Казанова в клетке под покрывалом вдруг издал каркающий звук, напугав обоих гостей.

– Попугай, – объяснила я.

– Le perroquet, – перевел инспектор для своего начальника.

Тот важно кивнул.

Шум в передней возвестил возвращение Ирен… одетой, как я и опасалась, в мужской костюм.

Инспектор вскочил с кресла; я последовала его примеру.

– Время? – требовательно спросила примадонна.

– Четыре минуты, мадам, – признал он.

Ирен сгребла револьвер со стола и сунула его в карман сюртука.

Ее волосы были забраны наверх в прическу, небрежность которой только придавала хозяйке очарования. Вообще-то, на этот раз она и не старалась походить на мужчину, хотя однажды я уже была свидетельницей блестящих способностей Ирен к подобному перевоплощению. Однако теперь ее костюм служил не для обмана, а лишь для скорости и удобства – или так мне тогда показалось. Даже я в глубине души признавала, что женская версия мужского костюма, например вроде той, что Сара Бернар надевала для работы над скульптурами в своей студии, была не лишена определенного обаяния. Но Бернар предпочитала светлые тона, как американский писатель Марк Твен, в то время как Ирен была одета в черное: сюртук и брюки из тонкой шерсти, изящные ботинки на достаточно высоком каблуке. Облик смягчал лишь повязанный на шее шелковый шарф цвета слоновой кости.

Инспектор ле Виллар посмотрел на нее настороженно:

– Знаете ли вы, мадам, что вас могут арестовать за появление в таком виде в общественных местах?

– Неужели? Уверена, что в компании инспектора и самого префекта полиции я смогу заниматься делом, не отвлекаясь на подобные пустяки. Думаю, что для места преступления подойдет именно такой костюм. Предлагаю вам самим проверить, права ли я. – Она повернулась ко мне: – Нелл, не жди меня. Я могу вернуться нескоро.

– Разумеется, я и не собираюсь ждать, – твердо ответила я. – Я еду с тобой.

Даже не понимавший ни слова по-английски мужчина сообразил, что я собираюсь делать. Не будь сложившаяся ситуация настолько напряженной, меня бы позабавило наблюдение за последовавшей реакцией французов, почти такой же возмущенной, как и при появлении Ирен в ее непривычном для дамы костюме.

Они заговорили разом, по-французски, сначала друг с другом, потом обращаясь к Ирен и, наконец, ко мне. Они приказывали, они умоляли. Убеждая и бранясь, они дошли до грани истерики, что весьма свойственно французам, когда они достаточно распалятся.

Думаю, своими бурными излияниями они хотели сказать только одно: мое присутствие не потребуется. По крайней мере, так Ирен перевела для меня их тарабарщину.

Между тем я незаметно переместилась к выходу. Одно из многих достоинств женского платья заключается в том, что в нем можно скользить, будто не касаясь пола. А преимущество в любой ситуации остается на стороне того, кто умеет плавно передвигаться. Я научилась этому у Ирен, которая была непревзойденным мастером как в искусстве незаметных перемещений, так и в умении навязать свою волю другим.