Наши герои решили, что окончательно сбили со следа английские власти, которые, зная, какое участие принял Сердар в восстании, прекрасно понимали, как важно им избавиться от подобного противника, и пустили бы в ход все, чтобы достичь этой цели.

День клонился к вечеру, солнце начинало спускаться к горизонту, а Боб, отсутствовавший уже часов пять, все не возвращался. Он не подавал никаких признаков жизни, так как уже довольно давно не слышно было его карабина. Раз двадцать Сердар возвращался к наблюдательному посту, но безуспешно. Он горько упрекал себя за то, что позволил Бобу уйти. Тот, нарушив слово, ушел, должно быть, гораздо дальше, чем позволяло благоразумие. Вдруг далекий крик, похожий на звук охотничьего рога и донесшийся из нижних долин, отвлек Сердара от размышлений.

У него невольно вырвался жест радости, он ждал, затаив дыхание, ибо услышанный им звук был настолько слаб, что долетел до него, словно шепот поднимающегося морского ветерка.

Минуту спустя тот же шум повторился снова.

— Нариндра! — позвал Сердар, не помня себя от радости.

— Что случилось, сахиб? — прибежав, спросил маратх.

— Послушай, — только и произнес Покоритель джунглей.

Нариндра прислушался в свою очередь. Крики повторялись примерно через равные промежутки времени, но они были по-прежнему слабы, так как кричавший находился на большом расстоянии.

— Ну? — спросил Сердар с ноткой нетерпения в голосе.

— Это Ауджали, сахиб, — ответил индус. — Я прекрасно узнал его голос, хотя он еще очень далеко от нас.

— Ответь ему, пусть он знает, что мы его слышим.

Маратх вынул из-за пояса огромный серебряный свисток и издал подряд три таких пронзительных и долгих звука, что их должно было быть слышно на много миль вокруг.

— Ветер дует в нашу сторону, — заметил Нариндра, — не знаю, донесся ли до него сигнал, но было бы удивительно, если бы он нас не услышал, ведь у Ауджали слух гораздо тоньше нашего.

В ту же минуту, как бы в подтверждение слов индуса, тот же зов прозвучал трижды, причем сила его указывала на то, что кричавший был твердо намерен сообщить друзьям о своем присутствии. Он, видимо, мчался с бешеной скоростью, так как сила звука свидетельствовала о том, что расстояние, отделявшее его от озера Пантер, быстро сокращается.

— Что за умница, — прошептал Сердар, словно обращаясь к самому себе. — Этот Ауджали поистине удивительное создание.

Оба внимательно следили за той частью долины, откуда легче всего было подняться на пик, но густая листва деревьев, увитых лианами и прочими растениями-паразитами, мешала им разглядеть бегущего. Сердар сиял от радости. Он больше не проявлял признаков нетерпения, зная, что скоро получит ответ на все волновавшие его вопросы.

— А вдруг он ничего не принесет! — рискнул тем не менее предположить Нариндра. Индус волновался так же, как его хозяин, ибо был посвящен почти во все его тайны.

— Быть этого не может, — возразил Сердар. — Сразу видно, что ты не знаешь Ауджали, если можешь так клеветать на него. Он не вернется, не найдя Рама-Модели, даже если ему пришлось бы разыскивать того целую неделю.

Вскоре оба наблюдателя заметили, что в двухстах — трехстах метрах ниже места, где они находились, сильно зашевелились ветки и листья. Это указывало на то, что кто-то силой прокладывал себе кратчайший путь в густом сплетении кустарников. И несколько мгновений спустя великолепный черный слон колоссальных размеров выскочил из зарослей бамбука, обрамлявших край плато.

Это был тот, кого они ждали.

— Ауджали! — воскликнул Сердар.

Благородное животное подняло хобот и ответило легким ласковым криком, сопроводив его движением ушей, которое означало у него высшее удовольствие. Радостно он подбежал к хозяину и поставил к его ногам грубо сплетенную корзину из кокосовых листьев, в которых индусы обычно носят на базар фрукты и овощи. Та, что принес Ауджали, была полна плодов манго и свежих бананов.

Не отвечая на ласки своего умного посланца, Сердар, поняв, в чем состояла хитрость, выбросил фрукты на траву и не смог сдержать крик радости, увидев на дне корзины объемистый пакет, тщательно перевязанный кокосовым волокном. Развязать пакет было минутным делом, в нем оказались письма, адресованные иностранцам, находившимся на службе у Нана-Сахиба. Их немедленно отложили в сторону. Там был, кроме того, большой правительственный конверт с красными восковыми печатями и еще один, меньшего размера, на котором не было никаких пометок, кроме простой надписи на тамильском языке «Salam Sradhana» — «Привет Покорителю джунглей», сделанной карандашом.

Это последнее послание было, несомненно, ответом Рама-Модели на письмо Сердара, которое доставил сообразительный Ауджали. Но Сердар прежде всего лихорадочно пробежал содержание большого конверта, печати которого легко снимались, и торжествующе воскликнул:

— Нариндра! Теперь мы можем отправиться в Пондишери. В успехе моих планов больше не приходится сомневаться: через две недели юг Индостана сбросит ненавистное иго английского леопарда, и на всем полуострове не останется ни одного красного мундира.

— Вы говорите правду, сахиб? — спросил дрожащим от волнения голосом маратх. — Да услышит вас Шива! Да будет благословен день мести! Эти трусливые чужеземцы сожгли наши дома, убивали женщин и детей, не оставили ни одного не оскверненного надгробья на могилах наших предков. Чтобы покорить Землю лотоса, они превратили ее в пустыню. Но в тот день, когда клич «Смерть англичанам!» прогремит от мыса Кумари до священных берегов Ганга, из праха мертвых возродятся герои.

Глаза его горели, дрожали ноздри; сжав кулаки, угрожающе напрягшись, Нариндра, произнося эти слова, преобразился. На несколько мгновений лицо его обрело то выражение мстительной жестокости, которое индийские скульпторы придают угрюмому духу войны, чьи изображения стоят в старинных пагодах, посвященных культу Шивы.