Шрифт:
— Ну? — спросил Барнетт, все еще не понимая.
— Ну! Рукоятка соскочила с привода, едва я до нее дотронулся. Теперь она никак не сообщается с мотором, приводящим в движение винт. Мы находимся в десяти километрах от берега, не имея возможности туда добраться, и обречены на голодную смерть посреди озера.
На сей раз по телу Барнетта пробежала дрожь настоящего ужаса, и он с трудом пробормотал:
— Неужели это правда?
— Попробуй сам.
Американец взялся за рукоятку, крутя ее вправо и влево, она проворачивалась, как колеса механизма, между которыми нет сцепления. С отчаянием он выпустил ее из рук, и слезы от сознания собственной беспомощности заструились по его грубому лицу.
Барбассон же совершенно переменился. Неведомая опасность, о которой его предупреждало предчувствие, была теперь (по крайней мере он так думал) ему ясна, и к нему тут же вернулись его хладнокровие и энергия.
— Что ты, Барнетт! — сказал он приятелю. — Будем мужчинами, не унывай! Теперь моя очередь подбодрить тебя. Давай все обдумаем и поищем способ выбраться отсюда. Он непременно есть, не умрем же мы здесь без всякой помощи!
— Нет, нас ждет именно смерть, неминуемая, роковая, никто не сможет прийти нам на выручку. Может, когда-нибудь буря и прибьет шлюпку к берегу, но к тому времени наши тела будут растерзаны хищными птицами.
Самое ужасное в их положении было то, что их ждала голодная смерть в нескольких километрах от берега, покрытого зелеными лесами. Как тяжело было смотреть на сушу, будучи не в состоянии до нее добраться, хотя хорошему пловцу это было бы под силу… Вокруг не было ничего, что помогло бы им удержаться на воде. Шлюпка была сделана из стальных пластин, доставленных в Нухурмур Ауджали. Два искусных рабочих-индуса, принадлежавших к знаменитому обществу Духов вод, тайно их установили. Не было никакой возможности без инструментов снять болты с крышки люка, чтобы проникнуть внутрь и исправить поломку.
У обоих вырвался возглас:
— Если бы Сердар был здесь!
— О, да, — продолжал Барбассон, — если бы Сердар был в пещерах… Как только он заметил бы, что мы не возвращаемся, то тут же вооружился бы биноклем и сразу понял, в чем дело. Через два часа у него был бы готов плот, чтобы прийти нам на помощь. Сами же привык к нашим постоянным отлучкам, наше исчезновение его не встревожит.
— Да, — вздохнул Барнетт, — Сердара не будет по меньшей мере недели две. Если бы у нас были съестные припасы, чтобы дождаться его возвращения!
Эти последние слова поразили Барбассона. В самом деле, пробормотал он, припасы, если бы у нас были съестные припасы! Его озарило… Выражение его лица тут же изменилось, и он принялся смеяться, потирая руки. Барнетт решил, что он сошел с ума.
— Бедный мой друг!.. Бедный Мариус! — сказал он с состраданием. — Какой был ум!
— Ах, вот оно что! Ты что же, считаешь, что я потерял рассудок?
«Не надо противоречить ему, — подумал Барнетт. — Я слышал, что возражения только сильнее их раздражают».
Но нечаянно он высказал свои мысли вслух.
— Кого это «их»? — вмешался Барбассон. — Объясни мне, кого ты имеешь в виду. Сумасшедших, не так ли, а? Ты считаешь, что я сошел с ума?
— Нет-нет, мой друг! — поспешно ответил испуганный Барнетт. — Успокойся, посмотри, как все тихо вокруг, природа словно спит под дивным небом…
— Иди к черту, дурак ты этакий! — еще сильнее расхохотался Барбассон. — Он воображает, что я не понимаю, что говорю. Послушай же, я нашел способ; как продержаться до возвращения Сердара…
— Ты… ты нашел?
— Черт побери, это проще простого. Воды-то у нас хватит, а?
— Да уж, всю нам не выпить, — вздохнул Барнетт.
— Так вот! Озеро утолит нашу жажду и доставит нам пропитание. Мы и не подумали о чудесной форели! Приманки у нас хватит на несколько дней… и славься, Господи! Мы спасены.
— Придется есть рыбу сырой.
— Не советую тебе капризничать… Как же так? Ты собирался умирать с голоду, а я тебя спасаю, найдя гениальный выход.
— Чего уж тут мудреного…
— Пусть. Но надо было до этого додуматься, и все, что ты считаешь нужным мне сказать, это «придется есть рыбу сырой»! Другой бы пришел в восторг, стал бы целовать мне руки, восклицая: «Спасен! Благодарю, Боже мой!» Такое поведение я понимаю. Куда там, господин требует, чтобы ему принесли форель, зажаренную на свежем масле, с травками и лимончиком — для полноты картины. Ей-богу, Барнетт, ты мне противен. Не будь ты моим другом…
— Ладно, не сердись, я просто констатировал факт.
— Хорошо! Давай теперь все обсудим.