– Так послушайте же! – Джек обнажает в улыбке ряд стиснутых зубов, что лишь подчеркивает его отвратительное актерское мастерство, и под зловещие звуки примитивного аккомпанемента нетвердо направляется в сторону темноты городка. – Послушайте и насладитесь историями о привидениях Эчмонда!

– За Эчмонд! – провозглашает Битл-Курт. Его грим растекся, зрачки зияют, как горла погребальных урн.

Собаки отвечают ему лаем. Стоящие рядом туристы отшатываются, а он выплескивает на них сидр из банки, вызвав на себя град ошалелых взглядов.

Суть походов по следам привидений (как и остальных мероприятий для падких на чернуху туристов) состоит в том, что, прежде чем стать объектом любопытства – прежде чем вас заметят, – вы должны умереть. Экскурсантам в траурных очках больше всего хочется узнать, кто где погиб, при каких обстоятельствах и почему. Они умоляют поведать им всю подоплеку, подогреть их любопытство, не обмануть ожидания.

Итак, за доверчивую публику, увлекаемую в хеллоуинскую ночь дешевыми байками гамельнских дудочников…

– И за привидения! – выкрикивает Битл-Курт, оросив мне шею сидром из смятой в кулаке банки.

Не успевает Джек повернуться к нашей неуклюжей и напирающей толпе, чтобы обрушить свой гнев на нарушителя, как того уже и след простыл.

Битл-Курт уже далеко – подняв ворот, он одиноко бредет по выгону, прочь от янтарного света тыквы; полоски костюма растворяются в темноте.

Перед тем как исчезнуть навсегда, оставив за собой в воздухе облако перегара, Битл-Курт швыряет в темноту пустую банку.

– Вот псих, – злобно говорит Упыриха.

Реплика вызывает в группе глупое хихиканье. Отвожу глаза в сторону. Кидаю в рот каштан.

– Давайте начнем заново, – предлагает Джек и возвращается в самое начало программы, будто решив подвергнуть меня пытке. Но мои мысли рассеиваются, и под его мерное бормотание я отключаюсь.

Смотрю по сторонам – где я, с кем, – но не потому, что мне лень слушать. Брат мой – вот тот был лоботряс и оболтус. Даже соврать по-человечески не умел – как тогда, в парке, когда он раскачивал меня на качелях, подзуживая крутануть «солнышко». Ты не бойся, мол, гравитация сделает свое дело, наука не подведет!

Нет, вовсе не потому. Просто я слишком часто слышу это слово.

Смерть.

Глазея вокруг, я придумываю для нее разные нелепые способы, подручные средства, причудливые названия: …покрытые пеной клыки… хам с собакой… укус питомца… водобоязнь… бешенство… бу-бу-бу…

Стирается грань между заученным экскурсионным текстом и последними показателями смертности в городе. Между старым и новым. Я уже не помню, какой смертью кто умер. Откуда я все это знаю. И в каком городе нахожусь. Оглядывая группу, я принимаю желаемое за действительное: погубленный Бес-Френд… ревнивая Упыриха… убийство, спровоцированное жертвой… бу-бу-бу…

Что это – сбивчивый рассказ экскурсовода или история трагедии? Автобус с туристами… заледеневшая ночная трасса… множественное столкновение… бу-бу-бу…

Надо выбросить чернуху из головы и вспомнить, зачем я здесь. Пройти каждую экскурсию до конца, лишь бы узнать у гида какие-нибудь слухи о брате – Потрясающем Остолопе . Покойнике, который не умер .

Умер, но не совсем . Как умирают ассистенты фокусника, когда их распиливают пополам, прокалывают, топят.

Циркачи, известные под именами вроде Выдающегося Олуха или Великолепного Кретина . Мастера показывать трюки и фокусы-покусы с такими названиями, как «Измена вероломного апостола»… «Тяжелый дубовый крест»… «Публичное распятие»… бу-бу-бу…

Так, периодически отключаясь – привычка, вбитая за годы хождений по экскурсиям поздней осенью (была бы погода получше, хоть можно было бы назвать эти поездки отпуском!), – я плетусь в толпе экскурсантов в темноту эчмондской ночи, а те, в свою очередь, неотступно следуют за Джеком с его спасительным желтым огоньком.

Бредут за ним слепо, как лемминги.

* * *

Еще до появления небезызвестного мифа и захватывающей компьютерной игры лемминги были знамениты склонностью к самоуничтожению, обусловленной, как это ни парадоксально, инстинктом выживания.

Когда их популяция достигает пика, критической перенаселенности, то сотни, а порой и тысячи мохнатых индиан джонсов отправляются в путешествие. В поисках пищи и приюта они мигрируют во всех направлениях, на все побережья, и движет ими отнюдь не желание смерти и суицида, а радость жизни и оптимизм.