– Макс, выйдем-ка на пару слов.

Он подскочил. Мы прошли в кухню.

– Ты издеваешься? Чего мы сидим всухую?

Макс смутился:

– Я предложил девчонкам вина, ещё когда тебя не было, но они отказались.

– Приехали! Да мало ли, что они отказались! Предлагать надо лучше. А у тебя только вино? А то я как-то не очень…

– Угу.

– Ну ладно. Как говорится, на безрыбье… Тащи вино. А то мы там сейчас все зачахнем.

Макс достал из шкафчика бутылку «Киндзмараули».

– Ну… мне разрешили взять только эту, но там ещё есть папин коньяк, полбутылки.

– Так чего же ты молчишь? Доставай коньяк. Вино для дам. А мы с тобой по коньячку ударим. А бате скажи, что неожиданно много гостей пришло.

Макс, собственно, и не думал спорить.

Спрашивать девчонок, будете – не будете, я не стал. Разлил вино по бокалам, нам плеснул коньяку, встал, двинул тост:

– За именинника!

Коньяк опалил глотку, а затем тепло разлилось в груди. И сразу как-то веселее стало. Макс же, бедняга, зашёлся кашлем.

Сагидзе макнула губы и отставила бокал.

– Что ещё за фокусы? До дна давай! Это неуважение к нашему имениннику, – само собой, я глумился.

Но Сагидзе с перепугу припала к бокалу и по глоточку выцедила всё до капли. Хорошо, хоть Алёнку уговаривать не пришлось. Понятно, что неблагородно спаивать непьющих, но зато не прошло и получаса, как за столом воцарилось если не веселье, то оживление. Даже Сагидзе разговорилась. То есть время от времени отвечала голосом. А ещё чуть погодя Макс начал выступать:

– Ты мне глаза открыл! Я теперь всё вижу, всё понимаю. Они думают, мною можно пользоваться, ноги об меня вытирать. А фигушки! Этот Мальцев… Он же тупой! Он – ничтожество! Только пусть ещё подойдёт ко мне, я ему всё скажу! Да что подойдёт! Я ему и так скажу, сам, за прошлое. Он же меня в четвёртом классе в грязь толкнул, при Вере Потаниной! То есть при всех. А потом ещё… Ой, да столько всего было! Ну ничего. Я всё ему выскажу, всё, что думаю. Прямо в лоб. Вот прямо послезавтра и скажу. Одного не пойму: что в нём Потанина нашла?

Макс на секунду приуныл, но тут же снова вскинулся:

– А зачем до послезавтра ждать? Верно? Я ему позвоню прямо сейчас и по телефону всё скажу.

– Что скажешь-то? – засмеялась Алёнка.

Слава виноделам Грузии! Пара бокалов – и Алёнка прежняя. На щеках заиграли ямочки, в синих глазах блеснул задор. Я вдруг подумал, может, потому меня к Дубининой так тянет, что в ней столько позитива – хоть лопатой черпай. Причём неистребимого. То-то подковырки и глумёж одноклассников ей по барабану. Её троллят, а она знай себе светится. У неё даже куртка жизнеутверждающего цвета, этакого насыщенно-оранжевого.

А Макс меж тем вовсю разошёлся:

– Всё! Что он тупой скажу. И что никчёмный. И вообще!

Он и вправду потянулся за телефоном. Его покачнуло. На ногах удержался, но смёл тарелку с недоеденным салатом на пол и опрокинул стул.

– А пусть! Посуда к счастью… Та-ак, где тут у нас Мальцев-Пальцев? Алёнка попыталась выхватить у него телефон. Но Макс не дал. Вообще, я бы посмотрел на этот цирк, но Алёнка шепнула:

– Отвлеки его, а я отберу. А то представляешь, что он там наговорит? Ему же потом житья не будет.

Отвлеки! Легко сказать. Не фокус же ему показывать. Так что я ничего лучше с ходу не придумал, как спросить:

– А тебе что, Потанина нравится?

Макс не ответил, но так протяжно и тоскливо вздохнул, что и без ответа все всё поняли. Алёнка метнула на меня укоризненный взгляд. Я в ответ дёрнул плечом, мол, сама просила. Макс и правда внезапно приуныл. Зато боевого духа как не бывало. А ещё немного погодя ему поплохело. Пока я с ним возился – сам-то он толком ни до уборной, ни до кровати дойти не мог, девчонки убрали со стола, подмели осколки, вымыли посуду. Заодно меня обсудили – пару раз слышал своё имя, к тому же стоило мне войти, как они тут же замолкали. Выйду – опять шу-шу-шу. Мне вдруг захотелось послушать, что они говорят. Даже на мгновение замер за стенкой, но сразу одёрнул себя – что за чушь?! Пусть что хотят, то и говорят.

Я побродил по квартире, сунул нос всюду, куда только можно. Родители Макса, насколько я знал, занимались наукой. Не то геологией, не то географией – особо не вникал. Как, наверное, и положено в этих учёных кругах, добрую половину квартиры съедали стеллажи, забитые книгами. В отцовском кабинете тоже есть пара книжных шкафчиков, но там книги какие? Коллекционные собрания сочинений в кожаных переплётах с золотыми буковками, причём все выстроены по цвету и по размеру. Никто их не читает, но смотрятся красиво. Я всегда и думал, что книги – это как часть интерьера, но с претензией на интеллигентность. У Макса же книжки были старые, потрёпанные, разномастные. Честно говоря, именно такие книжки просятся в руки.