«Верно, — ответила мне мать семейства, — а черви тоже мясо».

Учебников у нас не было, поэтому занимались мы по всему, что ученики приносили из дома: библиям, отрывным календарям, письмам, каталогам с рекламой семян. Когда наступила зима, отец одного из моих учеников подарил мне шубу из меха убитых им койотов. Я вела в этой шубе уроки, потому что мой стол стоял далеко от печки, вокруг которой сбивались дети. Матери учеников регулярно угощали меня пирогами и рагу, а также приглашали на обеды по воскресеньям, предварительно накрыв стол белой скатертью из уважения к учительнице. В конце каждого месяца я получала зарплатный чек у клерка в мэрии.

Где-то в середине учебного года школьный инспектор мистер Макинтош нашел для школы в Ред Лейк учителя с дипломом, и меня отправили в другой городишко под названием Кау Спрингс. Следующие три года мы с Пятнистой переезжали из одного города в другой. Мы были в городках Лепп, Хэппи Джек, Грисвуд и Вайд Руин. Я нигде не пускала корни, не задерживалась надолго и ни с кем не сдружилась. Во всех школах я умела поддерживать дисциплину, и если маленькие негодники меня не слушались, то я била их по костяшкам рук линейкой. Я учила их тому, что им пригодится в жизни, и знала, что сильно им помогаю. Я ни разу не встретила ребенка, которого нельзя было научить. У каждого что-то хорошо получалось. Надо было лишь узнать, в чем его преимущество, и использовать для того, чтобы научить ребенка всему остальному. Мне нравилась моя работа. Я знала, что делаю свое дело, могла ночью спать спокойно, а когда просыпалась, то радостно встречала новый день.

Потом закончилась война. Однажды вскоре после того, как мне исполнилось 18 лет, приехал мистер Макинтош и сообщил мне, что солдаты возвращаются домой, и женщин в городах увольняют, освобождая места ветеранам войны. Многие из этих женщин имеют дипломы учителя, и им нужна работа. Кроме того, некоторые из солдат тоже работали учителями. Макинтош сказал, что слышал много лестных отзывов о моей работе, но я так и не окончила восемь классов и не имела диплома преподавателя, а штат Аризона должен в первую очередь трудоустроить граждан, которые сражались за нашу страну.

«Значит, меня увольняют?» — спросила я.

«К сожалению, твои услуги нам больше не понадобятся».

Я молча уставилась на рыбу-инспектора. Я подозревала, что подобное может рано или поздно случиться, но все равно чувствовала, словно у меня земля ушла из-под ног. Я знала, что была хорошей учительницей. Я любила эту работу, и мне даже нравилось путешествовать из одного богом забытого места в другое, где некому было преподавать. Я прекрасно понимала, что мы обязаны помочь возвращающимся домой солдатам. Но в то же время я не дурака валяла, а учила этих диких и необразованных детей и поэтому чувствовала несправедливость в словах человека-рыбы о том, что у меня не хватает квалификации делать то, чем я занималась последние четыре года.

Инспектор Макинтош, судя по всему, прекрасно понял мои мысли. «Ты сильная и молодая девушка, — сказал он. — Найди себе мужа, например, одного из возвращающихся с фронта солдат, и все в твоей жизни будет в порядке».

Казалось, что возвращение на ранчо Кейси заняло в два раза меньше времени, чем путешествие в Ред Лейк. Наверное, это всегда так, когда едешь домой по уже знакомой местности. Единственное приключение, которое со мной произошло, была встреча с гремучей змеей, которая ночью забралась под лежащее на земле седло. Но я даже не успела достать пистолет, как змея стремительно уползла, устрашающе гремя своей погремушкой. Еще я впервые в жизни увидела самолет. Мы с Пятнистой двигались на запад в районе руин Хомолови, бывшим когда-то поселением предков племени индейцев хопи, как я вдруг услышала в небе звук мотора. Я посмотрела вверх и увидела красный биплан, летевший на восток всего в паре сотен метров над землей.

Пятнистая начала волноваться от странного звука, но я заставила ее стоять смирно, сняла шляпу и помахала приближающемуся аэроплану. Пилот в ответ покачал крыльями, а пролетая над нами, высунулся из кабины и помахал рукой. Я пустила Пятнистую галопом за улетающим самолетом, громко крича и размахивая шляпой. Я даже не знаю, что и зачем я кричала, настолько была тогда возбуждена.

Я никогда в жизни не видела такой диковины, как самолет. Мне было удивительно, что он не падает с неба, и тогда у меня возник момент «Эврика!» Я поняла, что означает слово «самолет». В буквальном смысле это значит объект, который сам летит по воздуху.

Эх, как мне хотелось поделиться своим наблюдением с учениками. Но учеников у меня не было, и делиться своими мыслями было не с кем.

Я не была дома четыре года, потому что путешествие на ранчо Кейси было очень долгим. Говорят, когда возвращаешься туда, где ты вырос, все кажется меньше. Именно такие чувства я и испытала, когда доехала до ранчо. Не знаю, чем объясняется этот феномен памяти — тем, что я сама выросла, или тем, что в воспоминаниях все предметы и события кажутся больше, чем в действительности. А может быть, благодаря всему вместе.

Во время своего отсутствия я регулярно, раз в неделю, писала домой письма и получала в ответ длинные письма от папы, который многословно излагал свое мнение о политических событиях, но мало рассказывал о происходящем на ранчо. Если честно, я немного волновалась о том, как на ранчо идут дела. Однако внешне все было в порядке: дома побелены, ограда в порядке, у дома появилась новая пристройка, а огромная поленница колотых дров была аккуратно сложена на крыльце под навесом. Перед крыльцом появилась клумба, на которой росли подсолнухи и мальва.