В тот день, единственный из выживших дозорных, которому удалось доплыть до ближайшего порта, перед смертью дал мне моё нынешнее прозвище.

Именно в тот день началась история капитана, Альвиды "Железная Булава".

Так, я опять отвлеклась на воспоминания, а ещё обезьяна в старческих повадакх обвиняла. О чём они там до сих пор базлают?

Ясненько... он над ними, практически в открытую издевается.

И как они его до сих пор терпят? Чёрт возьми, может он ещё и насекомых местных вспоминать начнёт?

– ...красивая леди...-

Время для меня замедлилось. В ушах отчётливо слышен стук сердца.

Словно колокол в той трижды проклятой церкви, в Грейптауне, вновь зазвенел.

ЧТО ЗА ДЬЯВОЛ?!

Какого хрена у меня, от слов этого мерзкого извращенца такое... такое... странное чувство по всему телу? Как будто меня лишили остатков веса. Бррр. Мерзость!

*Симон, опальный шкет*

Я ЖИВ! В это очень трудно поверить, но я всё ещё ЖИВ! УРААА!!!

Проклятье, клянусь, если мне удастся прожить хотя бы вполовину лет от того, сколько раз за сегодня меня чуть не съели, разорвали в клочья, или придушили, то я обязательно стану самым старым долгожителем этой эпохи.

Даже если к соревнованиям допустят великанов.

Трудно поверить, что ещё неделю назад, я был обычным мальчишкой на побегушках, при городской кузнице, где ковали сабли для дозора.

У старшего кузнеца уже был подмастерье, но с тех пор как к ним начали приходить громадные заказы на перевооружение, от самого генштаба ИстБлю, им стало настолько не хватать рабочих рук, для выполнения наиболее простых поручений, что они выловили на улице, и пристроили к работе нескольких беспризорников.

В числе пойманных, был и я.

Конечно, большим грехом было бы жаловаться на такую судьбу.

Ведь "бошкоплющь", так сослуживцы в дозоре прозвали кузнеца ещё до ранения которое вынудило его осесть на суше, предоставлял нам кров, хлеб, а самым старательным, раз в неделю, даже давал немного денег, на сладкое.

Если бы ещё его жена, свиноматка, окочурилась, или хотя бы не пыталась выбить дух из всякого, кого в дневное время заставала не за работой, и нам можно было бы завидовать, самой чёрной завистью.

Да что я говорю, именно это и делали оставшиеся на улице, причём почти все.

Наверняка это именно кто-то из них, ночью, пробрался в кузню, и залил главную печь навозом.

Подобной шалости, обычно отходчивый кузнец стерпеть уже не смог, и пообещал выгнать всех, если ребята не выдадут ему виноватого.

Тянули жребий. Выпал я... готов поклясться, остальные жулили.

По счастью, за счёт вполне сносных харчей и длительной работы в кузне, даже если она и сводилась к раздуванию огромных мехов да тасканию угля и заготовок, я выглядел намного старше своих, менее удачливых сверстников с улицы.

Так что, когда выпала возможность, вместо триумфального возвращения на "гостеприимные" улицы нижнего города, присоединиться к дозору, я ухватился за неё не раздумывая. Оказалось, зря.

Кто же мог знать, что мне посчастливиться попасть в команду к таким же штрафникам среди своих, как и я сам, да ещё и под начало этого "таракана"?

Знаете когда старшие дают главному такое прозвище, это уже говорит о многом.

Но, будь я трижды проклят, разодран на части, и сожран местными обитателями, рядом с ЭТИМ самодуром, даже жена Бошкоплюща, милейшей души баба!

Обозлившись на то, что я ляпнул нечто ему непонравившееся, этот гад взаправду решил меня угробить!

Я думал, что умру ещё на первом острове, когда меня приложил когтистой лапой, огромный полосатый кот.

От того удара, моя тушка отлетела на несколько метров в сторону от остальных, и приземлилась в кусты.

Только по этой причине, я и остался жив. Старшим, повезло меньше, гораздо меньше. От одного только воспоминания об их криках, в дрожь бросает.

Когда я уже почти вернулся на берег, одна из тварей что прикончили остальных, видно спохватилась, и погналась за мной.

Её капитан зарубил лично, и даже улыбнулся мне при этом.

Казалось бы, гроза миновала, простили, но не-е-ет, меня надо было обязательно отправить с остальными, ещё раз.

Ну так выкуси, крысиные мозги, я всё ещё жив, и дохнуть тут не собираюсь.

Пожалуй, мне следует поторопиться, счастье что в мою сторону, никто не смотрит и я могу спокойно отмыться.

Надеюсь, никто не вспомнит об этом на корабле, иначе можно смело топиться от стыда, затравят. Нет, вроде никто не смотрит.