Уда — снаряд тоже древний. В раскопках находят костяные крючки. На месте Старой Рязани я видел крючки, кованные кузнецами.

Нынешняя удочка от древней в принципе не отличается — леска, крючок, поплавок, удилище. Но в то же время древняя удочка по сравнению с нынешней все равно что камера-обскура и современный фотографический аппарат — крючки невиданной прочности и остроты, леска — хочешь на пескаря, хочешь на пудовую рыбу, удилище — не ореховый и не бамбуковый стебель, а чудо нынешней химии: дугой согнется и не сломается.

Удочка — самый известный, самый распространенный рыболовный снаряд. Но, изучая повадки рыб, люди изобрели множество разных других ловушек, снастей и приемов. Ну, например, на Севере по первому льду охотятся с колотушкою на налимов. Рыбу хорошо видно.

Стукнул по льду и — быстренько делай прорубь, забирай оглушенную рыбу. А летом в жару волосяной (из хвоста лошади) петлей мальчишками мы ловили разомлевших в теплой воде щурят. Древним самоловом щук можно считать жерлицу — рогатку с намотанной леской и живцом на крючке.

Некоторых животных используют на рыбалке. В Ленинградской области, помню, лесник, у которого я гостил, выпускал к пруду прирученную выдру, и она за три-четыре минуты ловила рыбы столько, что мы могли хорошо пообедать. В местах, где водятся прекрасные рыболовы-бакланы, их приучают служить человеку. Перетянув шею птицы веревочкой или резинкой, ее отпускают. Не в состоянии проглотить пойманную рыбу, баклан несет ее в лодку, приученный получать рыбу лишь после успешной работы…

Все хитрости в охоте на рыбу перечислить немыслимо, но одна достойна вниманья особого — ловля сазанов на пуговицу. На конец лески рыбак укрепляет ниткой или резинкой кусочек подсолнечного жмыха. Рядом с этой приманкой еще на одном поводке болтается обычная пуговица, лучше всего металлическая, от солдатской шинели. Привлеченный запахом вкусной еды, сазан подплывает к жмыху и начинает его сосать. А пуговица на другом поводке, увлекаемая теченьем, стучит сазану по жабрам. Сазан это терпит какое-то время, но потом непременно пожелает узнать: что же это за штука ему мешает? Втягивает сазан пуговицу в рот, убеждается в ее несъедобности и, надо полагать, с отвращеньем выбрасывает изо рта.

Если бы выплюнул — беды бы не было. Но сазан выбрасывает несъедобный предмет, приоткрыв жабры, и оказывается на кукане. Чем больше он рвется, тем крепче держит его самолов, придуманный, как считают, китайцами.

Тут и поставим точку в рассказе о всяких хитростях рыболовства. Вернемся к самому первобытному — ловле руками. Многие знают: можно поймать руками налима. В жаркие дни хладолюбивая рыба забивается в тень под кусты, под коряги, в береговые норы. Но в корягах эту речную родню трески поймать непросто.

Перечитайте чеховский рассказ «Налим», и вы узнаете, как четверо мужиков, включая барина, под крики «за зебры его, за зебры!» упустили добычу. А как же Сашка «белую» резвую рыбу ловит руками?

Река Олым изнывала от июньской жары. По брюхо в воде стояли коровы. Пастух, забыв обо всем на свете, прямо в портках и линялой синей рубахе предавался купанью.

— Как вода?! — крикнул Сашка.

— Парное молоко! — отозвался пастух.

— Ну и начнем…

Широкий, но не глубокий Олым опушают кусты лозняка. Там, где кусты сочетаются с обрывистым берегом, и надо искать удачу. Голый Сашка, в зеленоватых трусах распластавшийся под кустами, походит на крокодила, плывущего под водой к жертве. Но крокодил тих, а Сашка бултыхает ногой. Из практики Сашка знает: рыбы, стоящей в холодке под кустами, не убегут, а уткнутся в обрывистый берег. Если есть в нем промоины, то и в них заберутся. Вот тут и можно их без всяких снастей — руками…

Но как дотянуться под коряги? Сашка терпеливо раздвигает подводную часть кустов, заныривает, пыхтит, что, как видно, ему помогает, и вдруг вполголоса говорит: «Есть!». Я вижу: в руке у него гнется серебристый, сильный голавль. Через минуту-другую над водой поднимается рука с целым пучком плотвичек.

Я не выдерживаю и тоже устремляюсь под тень кустов. И, поразительное дело, немедля из промоины в береге достаю с ладошку язя. Все было, как и рассказывал Сашка. Коснувшись рыбы рукой, надо цепко ее хватать. «Не ищи жабры — уйдет! Хватать надо, хватать!». Для хватания Сашка на безымянном пальце правой руки, было время, отращивал даже ноготь.

И хватка у него моментальная. Опять улыбаясь, показал в кулаке пучок плотвичек, потом карася, голавля. У меня же реакции не хватает.

Путаюсь в зарослях, и рыба от руки моей не «отходит чуть в сторону», как у Сашки, а спасается бегством. Все же азартное дело — нащупать в воде что-то живое. В какой-то момент упускаю крепко толкнувшую меня в подбородок большую рыбу. «Не огорчайся! — пыхтит наставник. — Наше дело: щупать, щупать и щупать!». С этими словами Сашка выхватывает еще одного средних размеров голавлика, и мы вылезаем на берег погреться и зализать раны, полученные в корягах. Сашка весь в кровавых царапинах. И я теперь понимаю, почему большая часть человечества предпочитает извлекать рыбу из воды не руками, а всякими хитроумными средствами, обретаясь на берегу.

Но Сашка верен первобытному способу. Отдохнув, он снова лезет в коряги, в процессе лова объясняя повадки рыб. «Плотва — дурра. Ее коснешься — только подвинется. Налим понимает, что его, скользкого, из коряг вытащить трудно, и забивается в них так, что не за что ухватить.

Сазаны, когда их коснешься, почему-то частенько ложатся на бок. А караси норовят под пузом у тебя в песок закопаться. Тут я их очень даже свободно беру. Чаще всего почему-то попадаются голавли. Может быть, потому, что в Олыме — это главная рыба».