Шрифт:
В сношениях с ливонским магистром Иван впервые называет себя «царем всея Руси», то есть цезарем. С конца XV века на печатях московского государя появляется византийский герб – двуглавый орел, а в начале XVI века тогдашними московскими придворными политтехнологами создается новая родословная русских князей, ведущая свое начало прямо от римского императора.
Новая официальная доктрина звучала приблизительно так: когда император Август стал изнемогать от непосильной ноши – огромной власти, он разделил все свои владения между братьями. Одного из братьев, Пруса, он посадил править на берегах рек Вислы и Немана. Именно поэтому вся эта земля и стала называться Прусской. Так вот потомок Пруса в четырнадцатом колене, утверждала новоявленная легенда, и есть великий государь Рюрик, положивший, в свою очередь, начало всей княжеской, а затем и царской династии на Руси.
При всем уважении к Византии и верности православию Москва византийским орлом не ограничилась, а сочла необходимым связать себя пуповиной с Прусом и даже с Августом. Не способная пока еще перебросить мостик в будущее, чтобы догнать Запад (это позже сделал Петр Великий), Москва выстроила мостик в прошлое. Чтобы хоть породниться с Западом.
Это важный момент. Россия никогда не хотела быть Азией. Ее лидеры – сначала цари, а затем императоры – либо хотели сделать русских стопроцентными европейцами, либо защищали русскую самобытность, но ни один из них не мечтал пойти в противоположную сторону – стать богдыханом и заставить страну жить на татарский или китайский манер. Если российской жизни и присущи азиатские черты, то это гены, а не результат целенаправленного духовного движения на Восток. Россия – Евразия, но, будучи полукровкой, к своим родителям она всегда относилась далеко не одинаково.
Уже в 1563 году предприимчивые московские бояре использовали новую легенду не только для внутреннего употребления – чтобы укрепить в народе авторитет царя, – но и в дипломатических целях. Как свидетельствуют летописи, всю эту отредактированную генеалогию Рюриковичей русские дипломаты на голубом глазу изложили польским послам.
Вместе с тем следует обратить внимание и на другое. О чем у нас, кстати, вспоминают редко. На самом деле Иван, выбирая невесту, серьезно колебался и решение о браке с Софьей Палеолог – воспитанницей папы римского – далось ему непросто. Ключевский пишет даже о «религиозной брезгливости», поскольку православное наследие Царьграда, по мнению русских, к тому времени себя изрядно запятнало. А потому не вполне «чистой» казалась Москве и сама Софья.
Стоит, впрочем, процитировать Ключевского полностью:
Несмотря на то, что греки со времени Флорентийской унии [1] сильно уронили себя в русских православных глазах, несмотря на то, что Софья жила так близко к ненавистному папе, в таком подозрительном церковном обществе, Иван III, одолев свою религиозную брезгливость, выписал царевну из Италии.
Иногда большую проблему легче понять через деталь. Согласно летописям, обоз невесты Ивана III пересек всю Европу с юга на север, направляясь в немецкий порт Любек. Пока он шел по Западной Европе, проблем не возникало. Во время остановок в городах в честь Софьи устраивались пышные приемы, даже рыцарские турниры. А местные власти преподносили воспитаннице папского престола подарки: серебряную посуду, вина; горожанки Нюрнберга вручили Софье целых двадцать коробок конфет. Крупный по тем временам презент, поэтому факт и попал в летописи. Однако чем ближе подходил обоз к Москве, тем больше там возникало волнений. Как неожиданно выяснилось, в голове обоза папский представитель Антонио Бонумбре вез большой католический крест, с которым и собирался торжественно въехать в православную столицу.
1
Флорентийская уния 1439 года, на которую православная Византия пошла в надежде на помощь католического Рима в отражении турецкого нашествия, представляла собой серьезные уступки католицизму: признание главенства папы римского и принятие ряда католических догматов. На Руси эти уступки были встречены с негодованием. Позже, в 1443 году, Собор православных иерархов в Иерусалиме предал Флорентийскую унию анафеме.
В отличие от конфет в летописях нет ни слова о возражениях со стороны Софьи Палеолог по поводу католического креста. Что само по себе говорит о многом. Невеста все-таки была воспитанницей папы римского. Похоже, что вместе с Софьей Риму очень хотелось привезти в Москву и унию.
Короче, вышел скандал. Достаточно сказать, что митрополит Филипп заявил: если католический крест ввезут в город, он немедленно его покинет. Не понравилась идея торжественного прибытия невесты в Москву под католическим крестом и самому Ивану. Поэтому проблему решили кардинально: боярин Федор Давыдович Хромой просто-напросто силой отнял «крыж» (крест) у папского священника, встретив обоз невесты за пятнадцать верст от Москвы. Действительно, какой уж тут католический «крыж», когда в московском воздухе уже витала идея Третьего Рима!
Царьградом после приезда Софьи и ее свиты Москва, разумеется, не стала, но некоторые византийские привычки, особенно склонность к придворной интриге, русская знать усвоила крепко. Византийский менталитет как бы прилагался к двуглавому орлу и царскому титулу. В нагрузку.
Путь на Русь широк, а из Руси узок
Оседлые иноземцы в немалом количестве появляются в Москве как раз при Иване III. Иностранцы укрепляют и обустраивают Кремль, льют колокола и пушки, организуют артиллерию в московском войске. При сыне Ивана, Василии, эта тенденция только набирает силу. Все больше появляется наемников, из них формируются целые отряды. Один из московских полков того времени в полторы тысячи человек полностью состоял из литовцев и необычайной смеси представителей различных европейских стран.
Именно для них по распоряжению Василия и создали в Москве первое особое поселение – Немецкую слободу, получившую у русских в те времена малопочтенное название Налейка. В отличие от местного населения иностранцам разрешалось держать у себя в слободе корчму и в любое время пить вино. Несмотря на запреты, русские туда частенько заглядывали и просили хозяина корчмы: «Налей-ка!»
В силу различных причин местонахождение в городе Немецкой слободы (напомним, что немцами на Руси долго называли всех иностранцев без исключения) неоднократно менялось, но само по себе поселение не исчезало. Именно Немецкая слобода стала позже важнейшей школой для Петра I. Уроки и опыт, вынесенные Петром в юности из общения с иностранцами в Немецкой слободе, предопределили дальнейшую судьбу России.
О составе Немецкой слободы можно судить довольно точно по переписи 1665 года. Из 204 дворов, переписанных в слободе, 142 принадлежало военным (42 двора – полковникам, 23 – подполковникам, 16 – майорам, 18 – поручикам и т. д.). Пасторам принадлежало 3 двора, лекарям и аптекарям – 4, переводчикам – 3, мастерам – 24. Среди этих мастеров один специалист по литью пушек, два оружейника, девять золотых и серебряных дел мастеров, два часовщика и семь портных. Коммерсантам в слободе принадлежало 23 дома.