Как бы то ни было, можно легко представить, какие чувства испытывали подданные царя – искренне верующие русские люди – при виде пьяного Петра, возглавляющего злую пародию на церковь и церковных иерархов. И сама реформа с ее тяготами, и наплыв иностранцев, и вызывающее поведение монарха – все это в целом и породило в народе легенду о царе-антихристе.

Вариаций легенды много, причем самых сказочных. По одной версии, во время заграничной поездки иноземцы царя пленили, посадили в бочку и пустили в море, а вместо настоящего государя подослали злодея, басурманина, или антихриста, который хочет извести все русское и весь русский народ. По другой версии, царь из плена чудом все-таки сумел спастись, потому что вместо него в бочку залез какой-то смелый стрелец. Настоящий царь скоро вернется и наведет порядок: иностранцев прогонит, и все заживут как раньше, по дедовским законам.

Человеческий материал оказывал сопротивление. И потому, что многое для него было внове, странным и чужим, и потому, что ломали его грубо, через колено, не уважая ни его чувств, ни души.

Еще не раз Петру придется подавлять силой народные бунты, отвлекая с фронта армию для карательных операций. Самым известным из таких бунтов стало восстание все тех же стрельцов в Астрахани в 1705 году.

В письме, которое они послали донским казакам, призывая их на помощь, стрельцы объясняли причину мятежа не столько тяготами службы или налогами, хотя и это, конечно, вызывало недовольство, сколько невыносимым унижением людей. В перечне обид все то же насильственное бритье бород, немецкая одежда, без которой в церковь не пускают молиться, отвращение к табаку и т. д.

Вопрос: а это для реформ было обязательно? Не думаю, что без табака путь к прогрессу России был наглухо закрыт. Терпимее мог бы, конечно, относиться реформатор и к русской бороде. Позже и сам Петр сообразил, что бороды выгоднее не брить, а брать с них налог. Тоже, конечно, дикость, но для староверов и это было уже облегчением.

Кстати, вообще довольно странным представляется требование Петра общаться с Господом непременно в иностранном камзоле. Именно в Петровскую эпоху появились указы вроде этого: «Всех чинов служилых людей носить немецкое платье по будням и французское – по праздникам». А если наоборот – французское по будням, а немецкое по праздникам? Что-то изменится, если вдруг перепутать? Между тем нарушителей могли тогда за подобную ошибку и розгами высечь.

Поэтому нет ничего удивительного, что донские казаки, не поддержавшие в 1705 году астраханцев, через два года поднялись уже сами. Впрочем, и это восстание, получившее название Булавинского, правительство подавило.

Власть надеялась, резюмирует Ключевский, «на охранительную силу кнута и застенка, а об общественной стыдливости в тогдашних правящих сферах имели очень слабое помышление».

Известный афоризм гласит, что в России, чтобы увидеть перемены, нужно жить долго. Это в принципе верное замечание можно, однако, и переиначить: в России, чтобы что-то поменять, нужно править долго.

Кем бы остался в истории и народной памяти Петр I, если бы погиб в одном из первых столкновений со шведами? Скорее всего, царем-курьезом, царем-плотником, царем-брадобреем и не очень удачливым полководцем. Не более того.

От предшественников Петр унаследовал две задачи, которые надо было решать ради национальной безопасности. Во-первых, считалось, что необходимо довершить дело освобождения русского народа, оставшегося за пределами российского государства, прежде всего под контролем Польши. Во-вторых, государственные интересы требовали пробиться на юге к Черному морю, а на севере – к Балтийскому. На юге Крым был оккупирован крымскими татарами – союзниками Турции. На севере после так называемой Тридцатилетней войны прочно царила маленькая, но очень сильная Швеция.

Это был удивительный исторический феномен. Швеция, никогда не обладавшая природными, людскими и экономическими ресурсами, чтобы претендовать на статус великой державы, сумела за счет эффективной организации власти и благодаря таланту своих полководцев надолго занять доминирующее положение в Северной Европе. Как говорил Ордин-Нащокин, все дело в шведском «промысле».

Еще предшественники Петра поняли, что вести войну сразу на три фронта – с Польшей, Турцией и Швецией – России не под силу. Пришлось выбирать. Уже до Петра была отложена на будущее задача объединения русского народа, а потому остановлена война с Польшей. Более того, постепенно от перемирия с поляками русские перешли к прочному миру, а затем и к союзу с Польшей. Войну на юге Петр вел в коалиции с Польшей, Австрией и Венецией. Коалиция оказалась непрочной.

Следовательно, оставался север. Членами новой коалиции, помимо России, стали все тот же Август, в чьем распоряжении находились регулярные саксонские войска, и Дания, располагавшая, в отличие от своих сухопутных союзников, балтийским флотом.

Формировался «союз обиженных». У датчан вызывало раздражение не только господство шведов на Балтике, но и то, что у них под боком благодаря активной поддержке Швеции спокойно расположился их давний враг герцог Шлезвиг-Гольштейнский. Территориальные потери от шведов понесла и Польша. Но наиболее ясными были претензии русских.

Напомним, что в период Смуты шведы заняли обширные территории на севере России. В 1617 году еще ослабленная Москва вынужденно согласилась на несправедливые условия, продиктованные ей противником. Швеция по этому договору возвратила русским Новгородскую область, но оставила за собой земли, простиравшиеся от Ладожского озера до Ивангорода. Главная беда заключалась в том, что таким образом у России отняли выход к Балтийскому морю и ее морские пути на Запад теперь всецело зависели от шведов.