"Покуда солнце взойдет -- роса очи выест", -- вспом-

нилось Миколе Скляному. Запахнув как можно плотнее видавший виды

кожушок, он пробирался через росистые кусты. Холодные обжигающие капли лезли

за шиворот.

– - Спасибо еще, эта баба кожух одолжила, а то в абверовском пиджаке и

вовсе бы богу душу отдал! Вот пройдешься километров пять туда, да столько же

обратно сквозь чащобу, да ночь в лесу посидишь. Старуха, хоть и ведьма, а

выручила.

Скляной поднялся наконец на вершину заросшего лесом и кустарником

холма, отсюда было видно далеко вокруг. По сторонам, словно стадо мохнатых

зеленых медведей, громоздились один на другой холмы. Спокойно все, будто нет

и не было никакой войны, будто в двухстах километрах к югу и на западе не

ревел тысячами орудий фронт. Да, вот оно как обернулось. Быстро катился

фронт на запад. А здесь, на занятой советскими войсками территории, уже

восстанавливалась нормальная жизнь.

Над холмами послышался неторопливый стрекот самолета. Скляной спрятался

под ветвями ближайшего дуба. Низко над землей шел "У-2", почтовый или

разведчик. Там, вверху, его уже озаряло вставшее солнце, красные звезды

переливались на плоскостях. Микола проводил его настороженным взглядом.

Носил когда-то и он такую же звезду на пилотке. И назывался тогда

красноармейцем. Как будто недавно это было: всего три года назад, а кажется

– - прошла целая вечность. Сколько событий: плен, лагерь, потом отряд

карателей и школа гестапо под Винницей. Да, далеко он ушел от красной

звезды. В плен Микола сдался по доброй воле. Ему, редкостному радиомастеру

из Львова, война с фашистами казалась тогда вовсе посторонним делом. Но,

хлебнув лагерной жизни, он решил, что ему выгоднее полностью перейти на

сторону гитлеровцев, чем мучиться в лагере. Так он попал в диверсанты. И вот

уже полтора года страх перед расплатой гонит его все дальше и дальше по этой

дороге. Теперь он опытный, бывалый радист-диверсант.

Нынешняя операция не нравилась Скляному -- слишком далеко их забросили

за линию фронта. Правда, и группа не мала, тридцать человек. Но что такое

даже три десятка абверских агентов, дерущихся с упорством обреченных?

Чекисты не из робких. Скляной это знал.

Микола посмотрел на восток, еще километра полтора осталось до лагеря

группы. Наметанным глазом с вершины холма он проложил путь сквозь кусты и,

осторожно цепляясь за ветви и стволы, стал спускаться с крутого склона. Ноги

скользили по мокрой траве.

Хорошо, хоть не каждый день нужно приходить в группу. За всю неделю,

что группа в сборе, он являлся всего два раза. Живет Микола, затаившись на

глухом хуторе, у жадной неразговорчивой старухи. Впрочем, он сразу нашел с

ней общий язык, предложив ей на выбор немецкие марки, польские злоты и

советские рубли. Старуха долго думала, а потом взяла за постой сразу в трех

валютах.

– - Хоть что-нибудь да останется, -- заключила она. Когда Скляной

рассказал об этом временному командиру группы лейтенанту Крюгеру, тот долго

хохотал:

– - По-моему, она ведьма! На русских хуторах всегда живут ведьмы,

присмотрись-ка к ней!

Однако ведьма приняла Миколу совсем неплохо и даже вот одолжила ему

старый кожух, который так греет холодными ночами, когда Скляной, сидя часами

в лесу у переносной рации, вылавливает из далекого эфира позывные

радиостанции абвера.

Сегодня ночью он получил особенно важное указание с добавлением

немедленно передать его лейтенанту Крюгеру. Вот из-за этого и пришлось

спозаранку тащиться сквозь мокрый кустарник.

"Покуда солнце взойдет -- роса очи выест", -- снова вспомнилось ему.

– - Ох, выест, -- вздохнул Скляной и услышал негромкий оклик сзади из-за

кустов:

– - Стой!

Скляной вздрогнул и остановился, подняв руки вверх.

– - Ложись.

Скляной лег, стараясь проглотить тугой комок, подступивший к горлу.

Что-то уж очень чисто голос говорит по-русски. И только, когда человек вышел

из-за кустов, страх прошел. Лейтенант Роденшток тоже узнал Скляного.