— И получается, что кто-то там знает кого-то здесь.

— Гарсия мог служить связующим звеном. Учитывая, как близко «Спайхоул» расположен к мексиканской границе, мексиканские контакты будут иметь смысл. Надо этим заняться.

Надеюсь, ты не придумал все это, чтобы выманить меня прочь из города и проводить в жизнь э-э... более дипломатичную линию в расспросах?

— Ты слишком высокого мнения о моих умственных возможностях. Я до этого даже не додумался.

— Я судил не о твоем уме, а о твоей изворотливости. Ты ведь пройдоха.

— Как я уже сказал, у кого-то там может быть информация, которая нам пригодится. Кто бы это ни был, он или она легко ею с нами поделятся. На твоем месте я бы подумал, какие меры воздействия можно применить, и подумал бы уже здесь. Я всего лишь хочу сфокусировать твой гнев на конкретной цели.

Луис прицелился в меня ложкой, изобразив на лице некое подобие улыбки.

— Ты слишком много времени проводишь в постели с психологом.

— В последнее время не слишком много, но благодарен тебе за идею.

По правде говоря, Луис был прав: я хотел, чтобы он уехал на пару дней. Это дало бы мне возможность не зависеть от него в своих действиях. Я боялся, что, если я дам ему слишком много информации, он возьмет все на себя и попытается сам заставить говорить тех, кто был так или иначе причастен к этому делу. Я же хотел начать с залогового поручителя. Потом мне следовало поговорить с теми, кто сдал Гарсии в аренду апартаменты на складе. И еще я хотел разыскать того агента ФБР, Босворта. «В конце концов, — посчитал я, — натравить на них Луиса можно и позже».

Я вернулся в гостиницу с дополнительным грузом для своего дорожного сундука. Прежде чем Эйнджел покинул склад, я успел отдать ему скульптуру из костей, и теперь Луис вернул ее мне. Если полицейские узнают, что я утаил это вещественное доказательство, меня ждут серьезные неприятности, но скульптура давала мне возможность подобраться к Неддо. К тому же у меня возникло ощущение, что благодаря этому странному произведению искусства другие двери откроются мне. Рассчитывать, что фотографии или рисунки возымеют такой же эффект, было глупо.

Эйнджел и Луис улетели в Тусон тем же вечером через Хьюстон. В это время Уолтер вернулся ко мне с конкретной информацией: склад являлся частью наследства, по которому велась некая бесконечная тяжба, и единственным контактом, выявленным полицейскими, оказался некий адвокат Дэвид Секула, контора которого располагалась на Риверсайд-драйв.

Номер телефона на растяжке на здании склада направлял заинтересованных лиц к автоматической службе сервиса компании «Амбассад риэлити» по обслуживанию недвижимости, только вот эта самая «Амбассад риэлити» уже три года не подавала налоговой декларации. Вроде бы умер ее исполнительный директор, и компания ушла с рынка. Я записал адрес Секулы и номер его телефона: позвоню ему утром, когда буду в полной боевой готовности. И начну разговор на свежую голову.

Я оставил три сообщения на автоответчике Тагера, залогового поручителя, но он не отвечал на мои звонки. Его офис был где-то в Бронксе, рядом со стадионом «Янки». Тагер также стоял в списке на завтра. Кто-то попросил его отправить залог по почте для Алисы. Если я выясню, кто этот человек, приближусь на шаг к решению задачи: вычислить того, кто решил ее убить.

В тот момент, когда Эйнджел с Луисом направились в сторону терминала «Дельта» в аэропорту имени Джона Кеннеди, человек, способный ответить на некоторые неотложные мои вопросы, прошел через паспортный контроль, забрал свой багаж и вышел в зал прибытия.

Этот священник прибыл в Нью-Йорк на рейсе «Бритиш Эйрвэйс» из Лондона. Ему было под пятьдесят, он был высок ростом и отличался телосложением человека, который умеет наслаждаться едой. Его непокорная растрепанная борода была значительно светлее, нет, даже рыжее, чем его шевелюра, и делала его похожим на пирата, как если бы он совсем недавно отошел от дел и прекратил пугать мирные суда салютом из всех пушек. В одной руке он нес небольшой черный чемодан, в другой — свежий номер «Гардиан».

Его встречал мужчина немного моложе его. Как только двери зашипели и закрылись, пропустив в страну священника, он пожал ему руку и предложил забрать у него чемодан. Но священник не отдал ему багаж, а протянул газету.

— Я взял тебе «Гардиан» и «Ле Монд», — сказал он. — Знаю, ты любишь европейские газеты, а здесь они значительно дороже.

— А «Телеграф» вместо них нельзя было?

Встречавший говорил без ярко выраженного акцента. Видимо, какой-то из восточноевропейских языков был ему родным.

— Они немного консервативны для меня. Так я выказал бы симпатию к ним.

Его спутник взял «Гардиан» и на ходу стал просматривать первую страницу. Увиденное, похоже, разочаровало его.

— Мы не все столь же либеральны, как вы.