Я захожу в лифт старого почтового здания у порта и еду на одиннадцатый этаж. Тыква стоит рядом со мной, но не узнает меня. В конце концов, вчера я была Пэм, а сегодня – Ума. Думаю, Ума больше подходит для сегодняшней вечеринки. Я смотрю ему прямо в глаза и молчу. Я не тороплюсь, внимательно изучая его. Я решаю оставить все как есть.

Наверху я брожу в поисках симпатичных людей, чтобы сфотографировать их. В конце концов, здесь я на работе, и мне нужно написать пятьсот слов. Обычно бывает непросто отыскать достаточно интересных людей, и я радуюсь, если удается повстречать классного парня с серьгой в ухе, может, даже в косухе, – но сегодня карта памяти моей камеры едва справляется с нагрузкой.

– Обожаю эти ресницы, у меня такие же, – передо мной стоит светловолосый трансвестит.

– Спасибо, – отвечаю я ему, продираясь сквозь толпу.

Меня целует парень в маске, на его футболке написано: “Прилипчивая шлюха”. Две покрытые пирсингом лесбиянки в черном макияже и с ярко-красной помадой на губах покачиваются в танце. Они идеальные кандидатки на фотосъемку, и я направляюсь к ним.

Внезапно я замечаю Галстука, с упоением скачущего в своих All Stars. Я хлопаю его по плечу: “Галстук!”

Он оборачивается и узнает меня в ту же секунду. Теперь, когда я написала о нем в NL20, он знает все мои парики. Он хватает меня за талию и смачно целует в щеку.

– Кто же это почтил меня своим присутствием сегодня?

– Ума.

– Ума? Тебе идет. Выпьешь?

В баре он заказывает себе водку, а мне минералку.

– Я могу потрогать? – спрашивает он, показывая на мои волосы.

– Конечно, давай.

– Искусственные, все в порядке. Итак, ты бы хотела как-нибудь куда-нибудь сходить?

Я улыбаюсь и киваю.

Сняв много-премного красивых людей, я убираю камеру и иду на поиски менеджера, с которым должна встретиться. Мне указывают на комнату на задах клуба. Он сидит за столом, перед ним бутылка рома и три веселые дамочки, в руке сигарета. Разговор получается коротким, он больше заинтересован в бутылке и компании дам.

По пути назад я налетаю на Алларда на танцполе. Он целует меня – такое ощущение, что сегодня все в отличном настроении. Мы с Аллардом пробегаем одиннадцать лестничных пролетов, поскольку лифт сломан. Аллард считает, что я красотка и богиня, но опасается заигрывать, боясь напугать меня. Я его хорошо понимаю, но еще меня это дико бесит. Как будто моя болезнь означает, что я не переживу и капельки флирта.

– Аллард?

– Да?

– Помнишь тот вечер на террасе в Finch, когда мы познакомились? Ты был пьян тогда?

– Пьян? Ну, может, слегка. А что?

– Ты тогда сказал мне, что я красивая.

– Да.

– Это по-прежнему так или тогда ты был очарован белым париком?

Он смеется.

– Я думаю, с новой прической тебе еще лучше.

– То есть я нравлюсь тебе еще больше?

– Куда ты клонишь?

– Почему же с тех пор я видела тебя всего лишь дважды?

– Я думал, у тебя есть парень.

– А что если я скажу тебе, что свободна?

– И что тогда? – кажется, до него начинает доходить.

– Ты бы пригласил меня на ужин?

– А ты бы этого хотела?

Я одариваю его чарующим взглядом.

– Чисто гипотетически.

– Все может быть.

– Это как-то связано с тем, что я ношу парик?

– Софи…

– Просто ответь на вопрос.

– О’кей. Я бы соврал, если б сказал, что это меня не пугает. Но это никак не связано с тем, что я мог бы пригласить тебя куда-то. Я просто хочу соблюдать осторожность. Что-то в тебе делает меня заботливым, вот и все.

– О’кей.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтоб ты меня поцеловал.

Аллард целует меня.

– Довольна?

– Ага, довольна.

Когда я возвращаюсь домой, звонит мой телефон. Парень с тыквой спрашивает, почему он не видел меня на вечеринке.

Я рассматриваю снимки, которые сделала. Вижу шарфы в горошек, полосатые свитера и леопардовые колготки. Аллард, парень в маске и две злобные лесбиянки. Парень с тыквой и Ума и клуб на заднем плане.

Перед тем как лечь спать, я проверяю почту. Мне написала Шанталь. Она пишет, что жутко устала и что спит больше двенадцати часов в день. В конце письма сообщает, что придет ко мне на химию на следующей неделе. Мне нравится, что мы знаем расписания процедур друг друга.

– Итак, – говорит Эстер и в последний раз втыкает иголку в мою алюминиевую грудь, – кто он вообще, этот доктор К.? Я, улыбаясь, раскрываю ей свой секрет. – О, я так и думала, – говорит Эстер. – Кстати, ты в курсе, что когда ты участвовала в телешоу, то целовалась там с двумя моими самыми любимыми парнями в мире? И какой же тот актер в реальной жизни? Мне кажется, он был таким искренним. И конечно, ведущий, Маттейс, – ну просто жеребец.

На мгновение мне становится обидно за мою медсестру – вот она я, рыбачу в ее пруду, – но это всего лишь мое серое облако отбрасывает серебристую тень.