Вскоре возник вопрос о присуждении мне по совокупности выполненных работ ученой степени кандидата медицинских наук. Но тут я не торопился, считая, что обстановка еще не созрела, что прежде следует: во-первых, накопить побольше наблюдений, а во-вторых, систематизировать результаты последних исследований. Да и не влекла меня к себе тихая кабинетная работа. Каждое утро спешил я к больным, в операционную, делал за день по пять-шесть операций.

Министерство решило провести в новой лаборатории серию курсов для обучения практических врачей-травматологов и научных сотрудников НИИ нашему методу лечения. К тому времени, должен заметить, нас буквально захлестнула волна писем от больных с просьбами принять на лечение. Удовлетворить каждую просьбу при всем желании мы не могли. Я рассчитывал, что курсы помогут врачам, ожидавшимся к нам из всех областей республики, овладеть нашей «технологией», что, в свою очередь, позволит «рассосать» нараставший шквал писем (мы их стали получать более ста в день).

Самым тщательным образом готовился я к лекциям и показательным операциям. Ночами обобщал накопленный богатый материал, собирал данные из медицинской литературы, других источников.

Как и рассчитывал, курсы оказались очень продуктивными. Врачи благодарили нас, оставляя самые восторженные отзывы. А на прощание я раздавал гостям письма, полученные нами от больных из их областей, краев, городов: теперь-то они и сами могут лечить!

Не забывал о наших нуждах Курганский обком КПСС. Вскоре 150 аппаратов для нас изготовил завод «Кургансельмаш». Примерно такое же количество их сделали в Чебоксарах, Омске, Рязани.

Снова захлестнули будни. Продолжая со своими помощниками лечебную и экспериментальную работу, я одновременно завершал подготовку к защите кандидатской диссертации. Свои наблюдения суммировал в труде на 500 страниц. Но защищаться не пришлось. «Ученый совет Пермского медицинского института под председательством профессора Е. А. Вагнера тщательно, всесторонне рассмотрел представленный труд, — сообщалось в печати. — Учитывая большую практическую и научную значимость работы, члены ученого совета тайным голосованием единодушно присвоили соискателю — курганскому врачу Г. А. Илизарову звание не кандидата, а сразу доктора медицинских наук». В те дни я получил множество поздравлений, не только от своих бывших больных, от единомышленников, которых становилось больше и больше, но и от коллег, до той поры искренне заблуждавшихся относительно нашей системы лечения.

Да, это была победа. Еще одна победа в борьбе за истину… Вернувшись в Курган, я долго бродил по его прямым улицам, не потерявшим очарование в те поздние осенние дни. С этим солнечным городом, превратившимся на моих глазах из захолустного городка в крупный индустриальный центр с населением около 400 тысяч человек, действительно связана почти вся моя жизнь. Эта связь может многое объяснить в моей натуре. Каждое утро, когда еду на работу, я вижу торопливо шагающих горожан. Я знаю, куда они спешат. На работу. На свои большие и малые заводы, которых в городе не один десяток, на стройки, которых в растущем Кургане все больше и больше, в учреждения, детские сады… У нас в городе нет праздных людей. Орденоносный Курган — город рабочих людей, мирный город-труженик. Замечательное свойство его жителей — трудиться не покладая рук, с усердием. Это всегда окрыляло, торопило и меня в моих исканиях, экспериментах. Наверно, потому я трудился и тружусь тоже в убыстренном темпе, определяя себе всякий раз цели еще более усложненные, трудные… В тот тихий вечер я ходил по улицам, думая о городе, который стал для меня второй родиной, о грядущих исследованиях, новых научных открытиях, что уже созревали в мыслях и делах.

Прошло немного времени, и наша научно-исследовательская лаборатория была преобразована в филиал известного на весь мир Ленинградского НИИ ортопедии и травматологии, я стал директором. Много сил отнимали административные обязанности. Но в первую очередь я, конечно, считал, как и сейчас считаю, себя врачом-исследователем. Уже тогда с помощью нашего аппарата и метода, по нашим методикам мы каждый год лечили не менее тысячи больных, подавляющее большинство которых обращалось к нам, не имея никакой надежды на выздоровление. Среди них были и такие, чьи костыли мы храним в нашем сегодняшнем институтском музее как своего рода доказательство высокого КПД наших идей.

«Сложный перелом голени, остеомиелит, проведено пять операций, ходит по-прежнему на костылях». Приблизительно такой текст сопутствовал направлению, по которому мы открыли историю болезни № 3532. Больной был из разряда безнадежных. Ногу, разбитую при падении с мотоцикла, несколько лет безрезультатно лечили традиционными методами в ведущих клиниках страны.

— Ходить, возможно, будете, прыгать — никогда, — таким было заключение специалистов.

Читатели, наверное, догадываются, что речь идет о знаменитом в недавнем прошлом спортсмене, олимпийском чемпионе и рекордсмене мира по прыжкам в высоту Валерии Брумеле.

Через несколько месяцев после лечения в Кургане, в результате чего удалось не только ликвидировать гнойный процесс больше берцовой кости и дефект ее, но и удлинить укоротившуюся в результате травмы и неудачного лечения ногу на 3,5 сантиметра, Брумель вновь вошел в сектор для прыжков.

А спустя некоторое время к нам обратился за помощью знаменитый итальянский путешественник и литератор Карло Маури. Уезжая после лечения на родину, Маури оставил нам на память свою ортопедическую обувь, которую носил много лет после тяжелой травмы.

Это лишь два из многих подобных примеров.

В 1968 году мы уже располагали стационаром на 250 коек. Научные исследования расширялись, углублялись. В нашем «арсенале» насчитывалось уже свыше ста методик лечения. Мы успешно лечили ложные суставы, укорочения, переломы, деформации конечностей, в том числе, очень тяжелой патологии.

Помню, на одном из симпозиумов — а они стали проводиться в нашей научно-исследовательской лаборатории все чаще и чаще — мы продемонстрировали большую группу больных, к нам прибывших на носилках, а теперь бодро прошагавших перед аудиторией. Да, сама торжествующая жизнь гордо шагала перед изумленным залом! И каждый больной, как метко заметил участвовавший в работе симпозиума член-корреспондент Академии медицинских наук В. К. Калнберз, был своего рода художественным произведением, которое давало врачу не только чисто профессиональное, но и эстетическое удовлетворение. Хирургов-ортопедов нашей клиники не без основания стали сравнивать с ваятелями, скульпторами.