Шрифт:
В дверях избы показалась Степанида. Точно птица, увидевшая птенца в когтях коршуна, она кинулась к Кирику. Схватила на ходу палку и, задыхаясь от гнева, занесла ее над головой хозяйки:
— Ребенка бить! Малыша! Да есть ли у тебя совесть? — Опомнившись, отбросила палку и прижала плачущего Карабарчика к груди. — Отольются тебе детские слезы! — проговорила она и, сама готовая расплакаться, повела мальчика в избу.
В полдень Кирику стало плохо: начался жар. Ребенок бредил:
— Мама! Страшный кот… он укусит, укусит! Мама!
— Сиротинушка ты моя, горемычная! — сквозь слезы говорила Степанида.
Глядя на плачущую мать и избитого друга, ревел на всю избу и Янька.
Через несколько дней вернулись хозяин с Прокопием. Узнав о случившемся, Прокопий пошел к Евстигнею.
— Зачем избила Кирика? — не снимая шапки, спросил он Варвару.
— А тебе какое дело? У меня есть хозяин, ему и ответ дам! — зачастила она. — Ишь, какой учитель нашелся! Проваливай из дома!
— И то, Прокопий, уходи-ка лучше. У меня рука тяжелая, неровен час, свистну по уху: долго будешь помнить, как мою жену учить. — Евстигней грузно шагнул к работнику: — Ну!
— Не нукай, я тебе не лошадь! — Прокопий спокойно поправил опояску. — Меня пугать нечего. Расчет подай! Хватит на вас спину гнуть!
— Эко, удивил! Да вашего брата, голоштанников, развелось нынче, как комарья в болоте.
— По чьей вине эти самые голоштанники развелись?
— А по-твоему, по чьей? — сдерживая гнев, спросил Евстигней.
— По вашей!.. — бросил ему коротко Прокопий.
— То есть, как это понять? — Глаза хозяина сузились.
— Очень просто: грабите бедноту, вот и все!
Лицо Евстигнея побагровело:
— Да за такие речи тебя в тюрьму можно запрятать!
— Не знаю, кто из нас скорее сядет: то ли я, то ли ты с Яжнаем.
— Прокопий! — В голосе Зотникова прозвучала угроза. — Не доводи до греха!
— Вам с Яжнаем грешить не в первый раз.
— Пронька!.. — Рука Евстигнея потянулась за топором, лежавшим под лавкой.
Варвара метнулась к мужу.
— Уйди ты, Христа ради! — замахала она на работника рукой. — Богом прошу!
— Бога вспомнила! А когда Кирика била, где твой бог был? Кровососы! — Хлопнув дверью, Прокопий вышел.
С женой он совещался недолго:
— Житья нам от этих злыдней не будет, да и лютовать над Кириком еще больше станут. Надо расчет просить. Как-нибудь перезимуем в Тюдрале.
Степанида посмотрела на Кирика и подтвердила:
— Надо уезжать, Проня. Ждать больше нечего.
Сборы были коротки. Утром, чуть свет, Прокопий вышел с заимки и направился в Тюдралу за лошадью. Вернулся лишь к обеду. Сложил имущество на телегу, усадил Степаниду, ребят и тронул вожжами коня. Возле ворот их встретил Зотников.
— Стой! Куда Кирьку повез? — Евстигней со злобой посмотрел на работника и схватил лошадь под уздцы. — Ссаживай парнишку!
— Отпусти вожжи! — В голосе Прокопия прозвучала недобрая нотка.
— Пускай Кирька слезет!
Прокопий стегнул коня. Лошадь рванулась. Отброшенный концом оглобли Зотников упал.
— Разбойник! — В бессильной ярости Евстигней потряс кулаком вслед протарахтевшей за поворотом телеге.
Глава третья
В волостном правлении, куда приехал Зотников с жалобой на своего работника, ему заявили, что судить Прокопия Кобякова не могут.
Зотников в недоумении уставился на старшину.
— Теперь он солдат русской армии, на днях отправляем его в Бийск, к воинскому начальнику. — Старшина наклонился к уху богатого заимщика и, прикрыв рот рукой, зашептал с оглядкой: — Год провоевали, а конца не видно. Живем мы в лесу, молимся пню, ничего не знаем. А приемыша-то отберем, не сомневайся. Только ты… того… помалкивай пока. Отправим Проньку на фронт, а с бабой, поди, управимся! — Старшина хихикнул.
Степанида осталась с двумя ребятами в старой отцовской избе, что стояла на выезде из Тюдралы. Хлеба не было, кончилась и картошка. А тут начались бураны. По ночам в деревне выли голодные собаки. Заслышав их голоса, Делбек скулил у порога. За лето и осень он сильно вырос, и деревенские собаки, завидев на улице лохматого, на крепких, жилистых ногах пса, благоразумно прятались в подворотни.
В один из зимних дней к избушке Степаниды подкатила запряженная в кошевку пара лошадей. На облучке сидел рослый, свирепого вида мужчина, одетый в добротный полушубок. Это был новый работник Зотникова, по кличке Чугунный.