Мы расскажем о судьбе женщины, чье высказывание только что процитировали.

Нина Моисеевна родилась в 1912 году на Украине, выросла в Сибири, перед

войной с семьей переехала в Ленинград. Здесь во время блокады похоронила

своих детей, муж погиб на фронте. Оставшись одна, завербовалась в Кенигсберг.

Ее направили рабочей на вагонзавод. Вот отрывок ее простой, невыдуманной

истории:

— Вообще я много работала. В кузнечном цехе изучила все станки, на всех

могла работать, все работы знала. Там самое главное — руки береги: под машину

затянет — глазом не успеешь моргнуть. У нас вот одной женщине всю руку

сжевало, отняли потом по локоть. Работала я по горяче-вредной сетке. Два раза

горела — ни бровей, ни ресниц не осталось, кожа обгорела. Такие условия были,

но льготы имелись: молоко давали, газировка в цехе всегда была. Так я

пятнадцать лет и проработала, а потом вышла на пенсию. Вишь, пока работала, и

льготы были, и помнили, с Доски почета фотографию не снимали, грамот много

было, знаки вручали. А на пенсию вышла — всего-то шестьдесят два рубля и

получила. Вычеты как наделали, так от льгот моих и не осталось ничего. И из

очереди на квартиру вычеркнули, я на улучшение стояла. Подумали, что я

померла уже. Ну, да Бог с ними. Целую жизнь проработала в таких условиях, а

зачем? Ведь никуда не ходила, минуточки свободной не было — только работа да

работа. Восемь-девять часов на заводе. Прибежишь вечером домой,

перехватишь чего-нибудь, даже греть некогда было — и опять бежать, опять на

работу: дорогу строить. За вагонзаводом был закреплен участок. Вот придешь

домой — уже поздно совсем, утром опять рано на работу. А ведь еще

воскресники были... Так и жили.

Первый янтарь

Калининградскую область называют янтарным краем, вот почему мы не

упускали случая расспросить первых переселенцев об их знакомстве с

87

балтийским самоцветом. Вот что рассказала, например, Екатерина Петровна

Кожевникова из Приморска:

— Понятия не имели, что такое янтарь. Когда с мамой мы жили в подсобном

хозяйстве, там были такие огромные куски. Мы их, чтобы поджарить хлеб,

бросали в печь. Он сгорает быстро, жар дает. И называли его «канифоль».

Канифоль и канифоль — горит хорошо. На пляже много янтаря валялось — и

крупный, и мелкий. Его никто не собирал. Это ведь только в последние годы

ажиотаж начался. А тогда на него и внимания не обращали.

К счастью, янтарь не для всех оказался банальной канифолью. История

янтарного комбината тесно связана с его первым директором — Кнримом

Наврузовичем Риз левым. О нем рассказал старейший работник комбината

Григорий Петрович Яковенко:

— Встретился я с Рнзаевым случайно. Тогда здесь немцев было больше, чем

русских, поэтому отношения между своими завязывались быстро. Он и пригласил

меня к себе на работу. Ризаев закончил институт «Цветметзолото» в Москве в

1941 году, и его призвали в Красную Армию, воевал, в Восточную Пруссию

пришел в звании майора пехоты. В институте он изучал, в числе прочего,

ископаемые камни. Эти знания пригодились. Дело в том, что здесь в поселке

Пальмникен (ныне Янтарный) на складе после отступления немцев осталось тонн

двадцать янтаря. Рнзаев организовал мастерские (они подчинялись военторгу),

занялся изготовлением изделий из янтаря — по заказу военных, на сувениры.

Работали в мастерских демобилизованные офицеры, солдаты, привлекали

немцев. Чтобы развивать янтарную промышленность, надо было добывать

янтарь. Карьер к этому времени был выведен из строя, затоплен. По всему было

видно, что немцы прекратили добычу года за два до нашего прихода — видно, не

до янтаря было. Надо было налаживать добычу, а для этого требовалось

большое количество рабочей силы. Ризаев писал в ЦК, Совмин письма о том

богатстве, что здесь находилось, ставил вопрос о развитии янтарного

производства.

«Ввиду того, что янтарный завод, находящийся в частичной эксплуатации

военторга, не может быть эффективно использован как промышленное