Шрифт:
Получив записку, я — к комдиву Шугаеву:
— Василий Минаевич, разрешите взять «студебеккеры» под боеприпасы. Что на «ЗИС-5» вывезем?
Просьба — не простая, комдив задумался. Мощные «студебеккеры» использовались в качестве артиллерийских тягачей. А если немцы снова нажмут? Без тягачей тогда придется туго.
— До Люблина километров сто, обернуться можем быстро, — убеждал я Шугаева.
И Василий Минаевич сдался, разрешил. Случилось, однако, то, чего он опасался: немцы вдруг снова полезли. Да так — невзирая на потери…
Гвардейцы 47-й стояли мужественно. Но у правого соседа дивизии — подразделений 1-й Польской армии — создалось трудное положение.
Командарм В. И. Чуйков распорядился перебросить часть тяжелых орудий в помощь польским дивизиям. А в 47-й многие орудия — без тягачей. Когда об этом стало известно командующему, он возмутился:
— Вызвать виновных!
И поехали мы с начальником артиллерии дивизии полковником А. М. Казаковым в штаб армии. Переволновались, конечно, изрядно. Командарм подобных промахов не прощал. Но мы с Александром Михайловичем были убеждены, что поступили правильно, и защищались дружно.
А утром, как мы и ожидали с Казаковым, из Люблина пришли машины с боеприпасами. И соседи наши слева и справа — в голос: «Дайте снарядов!» Наша дивизия не жалела, выручала. И немцев отбросили на всех участках плацдарма.
Командарм снова вызвал нас с Казаковым. На этот раз — за правительственными наградами. Вручили нам с Александром Михайловичем ордена Отечественной войны 1-й степени. Как выразился командарм: «За инициативу, военную предусмотрительность»…
А очень скоро — 14 января 1945 года — с этого самого Магнушевского плацдарма 8-я гвардейская армия начала свое мощное наступление, имея конечную цель — Берлин.
БЕРЛИНСКИЙ ЭПИЛОГ
С 14 января по 2 февраля 8-я гвардейская армия, ведя непрерывные бои с противником, победно прошла 570 километров и вышла к Одеру. Так завершилось полное освобождение братской Польши. Впереди лежала Германия.
Еще несколько выдержек из воспоминаний гвардии полковника И. А. Власенко:
«2 февраля полк под моим командованием первым вышел к реке Одер в районе канатной фабрики южнее Кюстрина. Разведав западный берег реки, мы с ходу форсировали Одер и овладели плацдармом глубиной до шести километров. О захвате плацдарма было доложено командованию, которое отдало приказ о принятии всевозможных мер для его удержания.
Командующий 8-й гвардейской армией Василий Иванович Чуйков, связавшись со мной по телефону, еще раз предупредил, что для нас на правом берегу нет места. Командование полка сумело мобилизовать весь личный состав. Примеры мужества и героизма показывали коммунисты и комсомольцы. Непрерывные атаки врага с суши и воздуха. Однако попытки были тщетными. Полк, отрезанный от основных сил, сумел удержать занятый плацдарм до их подхода. За эту операцию полк был награжден орденом Красного Знамени, а все бойцы и командиры получили ордена и медали».
Сам Иван Афанасьевич Власенко стал Героем Советского Союза.
С Кюстринского плацдарма по прямой до Берлина оставалось километров 70—80. Мы готовы были их пройти!
На Берлинском направлении к тому времени было сосредоточено 2,5 миллиона наших солдат, около 42 тысяч орудий разных калибров, 7500 самолетов, 6250 танков и самоходных артиллерийских установок. Войска трех фронтов — 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского — ждали сигнала к наступлению.
16 апреля после полуночи на наблюдательный пункт командующего 8-й гвардейской армии прибыл командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. А в 5 часов, чуть забрезжил рассвет, по его приказу началась грандиозная Берлинская операция. Над Кюстринским плацдармом воздух содрогнулся от орудийного грохота и гула самолетов. А потом на вражеские позиции ринулись танки и пехота.
Исключительный эффект был от прожекторов. В страшном грохоте разрывающихся снарядов, леденящем душу вое сирен, установленных на танках, на окопы противника устремилось море света — более чем сто миллиардов свечей. Прожекторы ослепили всех находившихся в окопах.
Но потом начались трудные километры. Чего стоили нам залитые в бетон Зееловские высоты! На пятидесятиметровые крутые вершины в отдельных местах Зеелова и без боя нелегко было подниматься. А ведь подступы к ним проходили по открытой местности, простреливавшейся многослойным перекрестным артиллерийским и минометным огнем. Не случайно фашистское командование и геббельсовская пропаганда называли Зееловские высоты то «замком Берлина», то «непреодолимой крепостью», то «ключом к обороне».
Наша дивизия на Зееловских высотах действовала совместно с 57-й. В неудержимом порыве шли мы.
До последних дней войны кровно связан я был с родным своим 142-м полком. Когда перед боем комдив распределял своих заместителей по полкам, то всегда говорил: «Воробьев идет в свой полк». На Зееловских высотах я тоже находился в боевых порядках полка.
18 апреля «замок Берлина» был взломан. А 23 апреля 47-я стрелковая форсировала Шпрее, завязала бои уже непосредственно в Берлине.
Кто воевал, тот знает, как трудно вести уличные бои в населенных пунктах. А в таком большом городе, как Берлин, — многократно труднее. Только один пример. Наш дивизионный наблюдательный пункт находился на одной из улиц на чердаке пятиэтажного дома. А напротив через улицу такой же дом занимали поэтажно наши и немцы. На первом и втором — наши, а выше — фашисты. В таких условиях не так-то просто применять артиллерию и танки, не говоря уже об авиации. Расчет только на оружие ближнего боя — винтовку, автомат, пистолет, гранаты.
30 апреля дивизия получила приказ форсировать в центре Берлина Ландвер-канал и штурмом овладеть важнейшим очагом фашистской обороны Тиргартеном. Все подступы к каналу простреливались, все мосты через него взорваны. Но с наступлением темноты полки начали форсирование и к утру 1 мая основными силами закрепились на его северном берегу.
Каждый наш командир, каждый боец знает: как только дивизия очистит от фашистских войск знаменитый Тиргартен-парк, сражение за Берлин будет окончено. Потому что дальше — Бранденбургские ворота, рейхстаг, над которым со вчерашнего дня реет Красное знамя Победы.