На прошлой неделе я проходила GRE («Проверку знаний выпускников»). При этом я потерпела сокрушительное поражение. Двести часов интенсивной подготовки не смогли прогнать… многолетний страх перед тестами… С самого начала лета я все свободное время и средства вкладывала исключительно в то, чтобы подготовиться к GRE… Я забросила семью и приятелей, не наносила им даже мимолетных визитов… Я купила PowerBook, чтобы попрактиковаться в сдаче экзамена на компьютере, прошла шесть компьютерных версий GRE, чтобы освоиться с компьютерным вариантом теста… Все шло прекрасно до того момента, когда на экране появился первый вопрос, относительно простой, на словесную аналогию. Тут всю меня прямо-таки затрясло, и я все начисто позабыла… Часы отбивали время, а я даже не в силах была дышать… Меня подташнивало. Я была уничтожена. Мое сердце бешено колотилось… И тут, без всякого предупреждения, экран погас. Мое время истекло. Это было ужасно…

Вот так оно и бывает. Прощай GRE, прощай аспирантура.

Почему американцев так занимает вопрос тестирования умственных способностей? Немного в мире найдется стран, в которых в такой же степени полагались бы на результаты тестов. В других странах могут придавать значение тестам на навыки, причем такое же, а то и большее, чем у нас. Но тесты на навыки измеряют то, что человек знает и умеет. Можно понять, почему люди принимают во внимание то, что вы знаете и умеете. Менее ясно, почему люди должны придавать значение тесту, который измеряет то, что вы, возможно, узнаете, а может, и не узнаете никогда.

IQ имеет отношение к различным тестам, используемым в школах и в бизнесе. Интеллект же имеет отношение к тому, чего вы в действительности способны достичь. А интеллект успеха касается тех из ваших возможных достижений, которые способны круто изменить порядок вещей как для вас самого, так и для других. Именно по этому критерию можно отличить тех, кто просто достигает успехов, от тех, кто достигает совершенства. Люди с интеллектом успеха, не умеющие хорошо справляться с тестами, осознают те избыточные надежды, которые наше общество возлагает на тесты, поэтому учатся справляться с ними и тем самым увеличивают свои шансы на то, что им предоставят возможность достичь своих целей. Если же им не удается поднять свои баллы до желаемого уровня, то они находят альтернативные пути к своим целям.

Коль скоро тесты нередко становятся непреодолимым препятствием для людей, работающих на пределе своих возможностей, а низкие баллы по тестам не дают им возможности следовать своим целям, то невольно задаешься вопросом, какой вид мировоззрения из числа тех, что приняты в американском образовании, привел нас к тому, что мы придаем им такое значение? Исторически сложилось так, что в Америке сосуществуют три общественно-политические традиции, которые просочились и в образование, но третья – наиболее позитивная из них – была утрачена в схватке между традиционными левым и правым течениями в американской политике. Каждое из этих политических направлений проистекает из своей, в чем-то отличной от других, точки зрения на американскую систему образования и на феномен тестирования и, соответственно, подразумевает под ними разные понятия.

Представителей правого крыла как в образовании, так и в политике я буду называть преемниками Гамильтоновой традиции. Этим я не хочу сказать, что их убеждения в точности совпадают с убеждениями Александра Гамильтона, тем не менее они берут начало если не из буквы, то из духа его взглядов. Что же в таком случае представляет собой Гамильтонова традиция? «Гамильтон хотел сконцентрировать власть… Гамильтон опасался анархии и мыслил в терминах порядка… Гамильтон верил, что только республиканское правительство под руководством правящей элиты способно достичь успеха» [2] . Важный аспект Гамильтоновой традиции с точки зрения образования заключается в том, что людям нельзя доверять управление самими собой, им нужно руководство правящей элиты. Гернштейн и Мюррей в своей книге «Кривая Белла» разделяют это убеждение, когда пишут о возникновении когнитивной (с высоким IQ) элиты, которая в конечном счете возьмет ответственность за безответственную массу не принадлежащих к элите (имеющих низкий IQ) людей, неспособных позаботиться о себе. Итак, менее оснащенные в интеллектуальном отношении, согласно этому воззрению, нуждаются в патерналистском правительстве, которое будет по-отечески заботиться о них, а они будут поживать в своих по большей части изолированных, но хорошо организованных анклавах. Будучи же предоставленными сами себе, они придут, как это бывало всегда, к полному беспорядку.

Книги, подобные «Кривой Белла», только лишний раз высказывают в печати то, о чем неоднократно говорили с начала двадцатого столетия Карл Бригэм, Анри Годдар и другие. А многие из таких же идей восходят корнями еще дальше в глубину веков, к Гамильтону и даже к Платону с его идеей о классе интеллектуальных философов-царей, которые правили бы мудро и справедливо своими менее развитыми в интеллектуальном отношении собратьями.

Но кто они, представители этой самой интеллектуальной элиты? Как их найти, как нужно учить? Вот простейший ответ на эти вопросы – с помощью неких тестов, которые позволяли бы определять уровень умственного развития. И кто получает в этих тестах высокие баллы, того и допускают в высшие учебные заведения. Таким образом, с течением времени использование тестирования в Гамильтоновой традиции обрело прочную основу в образовании вообще и в вопросах допуска к высшему образованию в частности. По иронии судьбы, при приеме в колледжи результаты тестирования стали по-настоящему играть немаловажную роль лишь в шестидесятых годах как средство защиты общества от правящих элит. В пятидесятые годы результаты SAT-тестов в Гарварде были примерно на 100 баллов ниже, чем десять лет спустя. Билетом в хороший колледж в пятидесятых служили хорошие семейные связи – благосостояние, общественное положение, полезные контакты. Когда Инсли Кларк принялся за скрупулезный подсчет результатов SAT в Йельском университете, это было задумано с целью дать тем, кто не имел подобных связей, возможность сделать попытку поступить. Забавно, что этот жест был, пожалуй, анти-Гамильтоновым. Что же произошло?

Когда наше общество отошло от практики открытого приема, при которой семейное происхождение имело громадное значение, ему потребовался какой-то иной условный знак, чтобы метить билет, дававший возможность состоятельным и привилегированным членам общества следовать путями успеха, которые всегда были к их услугам. И для этой цели наилучшим образом подошли тесты. Почему? Да потому, что людям не понадобилось много времени, чтобы понять, что результаты тестирования чрезвычайно тесно коррелируют с общественно-экономическим положением [3] . Пусть не идеально, но достаточно тесно. И теперь вы могли продолжать делать примерно то же, что делали давно, но уже под лозунгом приема, основанного на способностях.