„Ага, копия. — Барков уныло вздохнул. — Пока не очнется „Сокол“, ни до каких копий не добраться. Ведь если они существуют, то лишь в памяти чипа. Сам же стер „красным“ все базы данных, умник! А ведь чувствовал, что не надо спешить…“

Саша сел на лавку и прислонился спиной и затылком к холодной стене. В голове шумело, но это не было результатом общения с чипом. Просто уже скоро сутки как Барков был на ногах. Не считая „отключки“ и двух коротких пауз, в машине и вертолете. Но это тоже не отдых. Пока работал „Сокол“, организм не чувствовал усталости и даже наоборот — с каждым часом все больше наливался энергией, а стоило чипу отключиться, и за каких-то три часа от его стимулирующей накачки не осталось и следа. Только упадок сил и депрессия. Надо было срочно собраться. Найти в себе внутренние резервы и взбодриться. А иначе конец. И не только Баркову, но и всем остальным.

Саша заставил себя подняться с лавки. Как взбодриться? Развеселиться? Нет причин. Разозлиться? А вот это без проблем. Пока организм шагал по жизни с „Соколом“, избыток энергии вполне компенсировал потребности хозяина, зато теперь Барков отчетливо осознал, что голоден, как стая тасманских акул. Чем не причина разозлиться? Он подошел к двери и настойчиво постучал в нее кулаком.

— А кормить пленных тут полагается?! Эй, охрана! Фастфуд сюда!

В окошко заглянул коренастый охранник. Саша жестом показал ему, чего хочет. В глазах часового промелькнули злорадные искорки, а лицо стало ка-менно-непроницаемым. Можно было подумать, что это он кандидат в киборги, причем первый в списке, а не Барков. „Не принесешь баланду, съем тебя!“ — одними губами произнес Саша. Охранник испуганно отшатнулся. Барков, почувствовав его страх, разозлился еще сильнее. Голодная, замешанная на депрессии и усталости злость потихоньку перерастала в ярость. Разладившаяся после общения с „Соколом“ нервная система обливалась норадреналином, как морж ледяной водой из проруби. Барков еще раз треснул кулаком — теперь в окошко — и почти зарычал. Вырвавшийся из глотки звук его испугал и немного отрезвил. Что же это происходит, неужели и парализованный „Сокол“ все равно продолжает воздействовать на хозяина? Ведь даже жутко голодный Саня Барков никогда бы не разъярился до такой степени. И еще вот это… Саша удивленно уставился на трещину в стекле. Ничего подобного минуту назад в нем не было, это точно. Барков взглянул на свой кулак. Он был крепко сжат и невредим. Но, кроме него, по стеклу ничто не ударяло. А между тем стекло было бронированное. Что за новости? В голове промелькнула смутная ассоциация. Взгляд сам собой переместился на левый рукав. Помнится, плечо зацепило вражьей пулей… Саша без труда отыскал дыру в рукаве, но крови на рубашке не обнаружил, да и плечо было целехонькое. А еще раньше рикошетом ударило по голени. И снова дыра в штанине, но ничего, даже ссадины или синяка, на теле. Это что же получается? Кроме всего прочего, биокомп А. Барков — „Сокол“ стал еще и неуязвимым? Мистика!

Этот феномен поразил Сашу более всего. Ну ладно всякие там подключения к сетям и компам, даже непонятные изменения в функциональных возможностях техники и то, если напрячься, можно объяснить. Но неуязвимость — это уж слишком. Силовое поле, что ли, „Сокол“ генерирует? Но почему оно не ощущается? Барков неожиданно для самого себя развернулся и ударил в стекло еще раз. Этому приему Саня научился у одного из мастеров четвертого дана. Суть его заключалась в том, чтобы ударить прежде, чем сознание успеет среагировать и, вспомнив, что преграда теоретически неразрушима, испугаться и послать руке приказ ослабить удар. Если сугубо внутреннее соревнование в скорости реакции выигрывала кора мозга, ломались кости запястья, если подкорка — преграда. Сейчас сознание было утомлено и рассеянно, поэтому в центре бронестекла образовался отчетливо различимый центральный скол, от которого во все стороны разбежалась густая паутина трещин. Барков удовлетворенно хмыкнул. Впервые получилось синхронизировать с „Соколом“ не только насущные потребности, но и желания. Его усиление и неуязвимость плюс навыки Баркова. В результате удар получился, как выстрел из автомата в упор. Неплохо для начала. Не объясняет, правда, причины неуязвимости, но придает уверенности в своих силах, что Тоже полезно.

Что подумал подскочивший к двери коренастый, увидев трещины на толстом бронестекле, предположить было трудно, но струхнул он окончательно и бесповоротно. Что-то крикнув напарнику, он схватился за смарт и начал нашептывать в него рапорт, ежесекундно оглядываясь при этом на Баркова. Поймав в очередной раз его взгляд, Саша издевательски подмигнул. Охранника передернуло, будто от удара током.

Прошло минут десять, и перед камерой появился сам „черный“ босс. Естественно, со свитой. Невозмутимый Мамонт с торчащими из-под мышек рукоятками пистолетов и бритоголовый Аслан за спиной Семенова многозначительно переглянулись. Они отлично понимали, что означает паутинка трещин на стекле.

Семенов подошел к двери и, заложив руки за спину, уставился на Сашу. Барков приблизил лицо к окошку, так чтобы отметина прикрыла левый глаз, и открыл пошире правый.

— Ну, чего ты дуркуешь, мастер? — укоризненно спросил Семенов на языке, когда-то принятом в их с Саней дворовой компании. — Типа крутой? Ну супер, только я и так это знаю.

— Ты станнер выруби, я тебе настоящую крутизну покажу. — Саша отстранился и, дыхнув на стекло, протер его тылом кисти.

— Черт знает что происходит на свете. — Семенов вздохнул, как показалось Баркову, искренне о чем-то сожалея. — Мастер, я тебя не узнаю. Ты напоминаешь мне поп-звезду в разгар звездной болезни. Очнись!

— Пошел ты…

— Нет, серьезно, Саня, ты просто не замечаешь…

— Семен, помолчи! — Барков сморщился. — Если по доброте душевной хочешь мне помочь, дай пожрать. Я уже сутки на дольке лимона и рюмке коньяка. Как там мои? Их тоже голодом моришь?

— С ними-то мне какой резон воевать? — Семенов покачал головой. — Накормили их, в смысле Лену, а Олежка и сам пропитание добыл. Отдыхают они.

— А со мной, значит, есть резон воевать?

— Тоже нет, но ведь ты все выпендриваешься, — босс перевел взгляд на трещину.

— Это я не выпендриваюсь, а злюсь. — Саша усмехнулся и покачал головой. — Ты, Семен, странный человек. Хочешь от меня чего-то, а чего конкретно — не говоришь. Запираешь в камере, а потом удивляешься, что я нервничаю.

— Я не могу тебя выпустить, Саня. — Семен развел руками. — Ты теперь у нас активированный „Сокол“. Тебя полагается держать под колпаком. Иначе улетишь.

— Куда же я улечу, если здесь моя семья?

— Нет, Саня, извини. Приказ есть приказ. Мое начальство желает видеть тебя запертым в надежном месте. Да и я сам, если честно, не хочу тебя выпускать. Ты болен, Саня. Твое место в изоляторе.

— Спасибо за откровенность и квалифицированную помощь, — Барков скривился. — Только ты, я вижу, ничего толком о моей „болезни“ не знаешь. Ведь так?

— Я знаю главное, мастер, ты опасен. — Семенов сделал шаг назад. — Тебе принесут еду. Постарайся не убить официанта, он вольнонаемный.

Босс развернулся, собираясь уйти.

— Погоди! — не выдержал Барков. — Хорошо, я веду себя как самодовольный осел! Признаю. Давай поговорим серьезно, без понтов.

Семенов остановился, некоторое время подумал и кивнул.