– Давай собака, ищи Вахтанга! Ищи! Вахтанга!

Овчарка прыжками помчалась следом за Даниэлем и последним тяжело побежал Жерар...

...Вахтанг действительно был на бульваре. Он сидел на лавочке в тени громадного дерева, и в темноте его почти не было видно. Он смотрел на ночной Дунай, на катера, освещенные гирляндами лампочек. Бульвар пустынен, с улицы доносился рокот автомобилей. Он смотрел на Дунай, и рука с пистолетом лежала на колене, и другой рукой поглаживал пистолет, и лицо его было спокойным...

...Лишь на мгновение мелькнула перед ним Кура, стиснутая горными кручами, и древний монастырь на вершине горы... старые улочки Тбилиси... Лишь на мгновение... Вахтанг тряхнул головой, приходя в себя, медленно перекрестился, медленно произнес фразу по-грузински, переложил пистолет из левой руки в правую, передернул затвор и приставил пистолет к сердцу. Прошла секунда, другая... и вдруг из темноты послышалось частое громкое дыхание, и перед ним выросла овчарка с разинутой пастью и вываленным языком. Она остановилась, как вкопанная, и завиляла хвостом, и гавкнула совсем негромко, словно, радовалась встрече. И из черной глубины бульвара Вахтанг услышал протяжные крики друзей:

– Вахта-а-анг! Вахта-а-анг!

...Жерар, Даниэль, Вахтанг медленно шли по бульвару, и Жерар громко возмущался:

– Как ты мог решаться на такое, не посоветовавшись с нами, сукин ты сын! После всего, что мы пережили на войне! В этом проклятом концлагере! И остались живы! Я думал, самый дурацкий народ на свете - это славяне!

При этих словах Даниэль усмехнулся, покачал головой, сказал:

– Слышал бы это Владимир...

– А, оказывается, есть еще более сумасшедшие люди! Грузины!

– Перестань...
– тихо сказал Вахтанг.

– Почему ты не можешь вернуться домой? Что это за тайны такие? Почему я не смогу понять?

– Потому что ты француз, - за Вахтанга ответил Даниэль.

– Отдай мой пистолет, - сказал Жерар.
– Это наш общий пистолет, - Вахтанг впервые улыбнулся, взглянув на него.

– Черт с вами! Я решил, как мы будем жить дальше!
– махнул рукой Жерар.

– Решил без нас?
– улыбнулся Даниэль.

– А вы все равно ничего не смыслите в жизни на западе. И потому слушайте меня! Мы будем путешествовать! Поедем во Францию, потом в Италию, потом в Южную Америку...

– А деньги?
– спросил Даниэль.

– Нам будут давать взаймы, - подмигнул ему Жерар.
– Решено! Завтра я еду во Французскую миссию и разузнаю, как нам легче всего проехать во Францию.

– Боюсь, ничего не выйдет...
– вздохнул Даниэль.

– Почему?

– Я хочу на родину...

– Ну вас к черту! И слушать ничего не хочу! Мы не для того каждый день подыхали в концлагере! Теперь надо держать жизнь за горло! Вот так!
– он сжал здоровенный кулачище.
– И не распускать нюни!

...Они лежали в постели, и лунный свет освещал полутемную спальню. Владимир - на спине, с закрытыми глазами. Элиза, приподнявшись на локте, смотрел а на него, гладила кончиками пальцев по обнаженной груди, осторожно поцеловала в лоб, щеку. Ее волосы упали ему на лицо. Она улыбнулась и прошептала:

– Володья... за столько лет я впервые счастлива... Господь услышал мои молитвы...

Он вдруг открыл глаза и посмотрел на нее в упор:

– Что тебе нужно, чтобы ты всегда была счастлива?

– Ты...
– она смущенно улыбнулась.

– А еще?

– Еще... немного... совсем немного денег, чтобы мы могли жить вместе... она наклонилась и поцеловала его, но Владимир не ответил на поцелуй, смотрел на нее в упор:

– Сколько тебе нужно денег?

– Я же сказала... совсем немного...

Владимир вскочил с постели, вытащил из-под кровати саквояж, раскрыл его и начал швырять на кровать пачки банкнот:

– На! Все бери! Хватит тебе? Хватит? Элиза в страхе смотрела на пачки, на саквояж, на дне которого лежал пистолет.

– Что ты делаешь, Володья?

Он разогнулся, тяжело дыша, пошел к столику у окна, пошарил рукой в поисках пачки сигарет. Налил рюмку, выпил, спросил:

– У тебя нет сигарет?

– Ты все выкурил... Ты очень много куришь, Володья...

– Подожди, я скоро вернусь...
– и он вышел из номера...

...Улица перед отелем пустынна. Проезжали редкие автомашины, полыхали рекламные вывески. Владимир медленно шел по улице. Спрашивал у редких прохожих:

Прошу прощения, вы сигарет не продадите?