Не торопясь выныривать на поверхность, я погреб вниз по реке. Казалось бы, вода прозрачная, глубина небольшая, бей — не хочу. Да, черта с два! День солнечный, и река сейчас вся в бликах, переливается, словно рыбья чешуя, ни хрена под водой не рассмотреть. А значит, ходу. Подталкиваемый течением, я вскоре оказался довольно далеко от дома и, добравшись до небольшой заводи, где любил порыбачить время от времени, вынырнул и с шумом вдохнул такой сладкий воздух. Но, не успел выбраться на берег, как левое плечо резко дернуло назад, а по рубахе тут же начало расплываться красное пятно. Еще один толчок, на этот раз в грудь, на месте удара расцветает еще один алый цветок и я, еще не понимая толком, что произошло, заваливаюсь на спину.

Боли нет… даже той, давно ставшей привычной, хоть и нежеланной соседкой, что последние пять лет ежесекундно нудила у меня в голове. А надо мной чистое, без единого облачка, голубое-голубое небо. Ветер несет от леса тепло и запах хвои, а под руками шуршит пересыпающийся песок. И так легко…

Понимаю, что на этом всё… и губы расплываются в улыбке. А все-таки, я ее наколол. Оставил Безносую с носом, ха! И сдох не от болезни, превращающей сильного и нестарого еще сорокалетнего мужчину в безумную развалину, неспособную самостоятельно добраться до «очка», а в бою, как и положено нормальному воину с незапамятных времен… с клинком в руке. Рука сжимает шершавую роговую рукоять старого охотничьего ножа, небо заполняет все вокруг меня… и я тону в его необъятной глубине.

— Твою мать, Росомаха [1] … Как же так? Что за подстава?! — Раскинувший руки, лежащий на песчаном бережке мужчина уже не слышал раздавшийся над ним сухой надтреснутый голос появившегося словно из ниоткуда человека, наряженного в лесной камуфляж, и сжимающего снайперскую винтовку в руках. А тот, несколько секунд постоял над убитым, катнул желваками и, прижав к горлу передатчик ларингофона, заговорил резко и зло. — Цель поражена. Группам, отход… Первый — десятому…

— Все вопросы на базе, Десятый. — Тут же откликнулся Первый. — Выдвигайтесь к точке.

— Есть, все вопросы на базе. Отбой. — Снайпер отключил гарнитуру и, сгорбившись, скрылся в лесу.

Утро раннее, летнее… но прохладное. Когда лежишь на лапнике посреди небольшого и редкого, насквозь продуваемого леска, последнее обстоятельство особенно неприятно, а уж вкупе с выпавшей росой, так и вовсе становится грустно. Хлопок! Над лесом взметнулся ослепительно белый огненный шар, хорошо заметный даже днем. Этакий вариант сигнальной ракеты, не требующий наличия ракетницы и зарядов к ней. Вместо нее, боец огненной стихии…

— Эй, малахольный! Время вышло, урок окончен. — Звонкий девчоночий голос разнесся по перелеску.

Ага-ага. Так я и повелся. Можно подумать, что это не вам вчера утром тренер зачитывал условия «игры». Урок будет окончен только в тот момент, когда я коснусь ворот поместья… или, когда меня спеленают противники. Вот, если бы этот огнешар запустил Владимир Александрович… Эх, но выбираться все одно надо. Время пряток почти вышло, и я ни на секунду не сомневаюсь, что скоро в ход пойдут объемные поисковые техники… А в исполнении огневиков, коими являются обе мои кузины и кузен, искать они меня будут огненным же неводом. Ожоги, как и обнаружение, гарантированы. В общем… пора валить.

Осторожно выкапываюсь из кучи лапника, в которой устроился всего пару часов назад для короткого отдыха, прислушиваюсь, чуть тронув Эфир и, убедившись, что в радиусе сотни метров нет ни одного человека, ме-едленно начинаю отползать в сторону небольшого оврага. По его дну протекает мелкий, но очень звонкий ручей, и он замечательно скроет мое передвижение, когда я окажусь на открытой местности.

Полчаса ползком на пузе по дну ручья, и… я оказываюсь у самых ворот поместья. Аккуратно выглядываю из той небольшой канавы, в которую превратилось русло ручья, и замечаю мнущегося у ворот братца. Можно было бы воспользоваться кое-чем из моего «эфирного» арсенала, но… Лёшка расположился аккурат под артефактами системы наблюдения, а отец в своих записях настоятельно не советовал «светить» технику… Что ж, придется действовать более, хм, естественно.

Не дожидаясь, пока стороживший подходы к воротам, брат обернется, накидываю ему на шею воздушную удавку. Вот так, опыта у Алексея маловато, да и одновременно держать защиту и «ощупывать» пространство вокруг, он пока не может. А ручей очень неплохо укрыл меня от внимания будущего огневика. Вот и результат. Ха, Лешка прожигает меня взглядом, но не дергается. Знает братик, что такое воздушная удавка… подношу руку к створке ворот… и обжигающий жар развернувшегося полотнища огня отшвыривает меня в сторону. Боль ожогов, сначала вроде бы несильная, уже через секунду превращается в нечто совершенно нестерпимое… Зубы скрежещут, стирая и обкалывая эмаль, а чудом не пострадавшие от жара глаза, начинают слезиться. Сквозь отдающую алым муть, все-таки замечаю довольную ухмылку брата…

Артефакт. Грязно играют р-родственички. Ну ничего, потягаемся еще. Бросаю на Алексея короткий взгляд и, так и не сброшенная, но изрядно ослабленная воздушная удавка вновь наливается силой. Брат шатается. Отлипаю от асфальта и поднимаюсь на ноги, под потрескивание обугленной ткани и… кажется, кожи. Старательно не глядя на собственное, дрожащее от боли тело, медленно подхожу к Алексею. Губы раздвигаются с явно ощутимым треском, и рот наполняется кровью. Кажется, все еще хуже, чем я думал…

— Снимай защиту с ворот. — Брат отшатывается от моего сипа и бледнеет. Продолжаю наступать, сильнее сжимая удавку и чувствуя, что еще немного и сознание окончательно меня покинет. Слишком сильная для меня боль. — Быстро… бр-рат.