— Потанцуем, Кассандра? — улыбнулся Нейл.

И закружил меня!

Боже, танец — нечто особенное! Вот если поразмыслить: мужчина сжимает тебе руку, обнимает за талию… и вы просто стоите. Тогда это означает что-то важное, верно? А в танце чужого прикосновения не замечаешь (разве лишь чуть-чуть).

Как ни странно, двигалась я неплохо, но не так легко, чтобы получать удовольствие. Даже обрадовалась, когда музыка закончилась.

Затем Нейл пригласил Роуз, а я чудесно повальсировала с викарием; в конце концов, у нас все завертелось перед глазами, и мы обессиленно упали на диван.

Сестра, видимо, танцевала хуже, чем я, — до меня как-то долетели слова Нейла:

— Не надо добавлять коротенькие шажки.

Представляю, как ее раздражали его замечания! Когда мелодия смолкла, Нейл позвал Роуз в сад подышать свежим воздухом, на что она довольно резко ответила:

— Спасибо, мне не хочется.

И мы отправились в Длинную галерею. Отец с миссис Коттон до сих пор неутомимо беседовали; при нашем появлении хозяйка любезно прервалась и завела разговор на общие темы. Миссис Фокс-Коттон постоянно зевала, похлопывая рот ладошкой, а потом громко извинялась. Вскоре Топаз сказала, что нам пора. Миссис Коттон начала вежливо уговаривать всех остаться, но затем вызвала автомобиль. Казалось, будто уже очень поздно — как на детских праздниках, когда няня уводит первого ребенка (да, мне довелось в детстве немного повеселиться).

В холле я забрала окорок, скромно прикрыв его странной накидкой-бурнусом, одолженной мне Топаз. Удобная штука, пришлась очень кстати.

Братья Коттоны проводили нас до машины и пообещали заглянуть в замок после возвращения из Лондона, куда они уезжали днем позже на две недели.

Итак, званый ужин закончился.

— Великий боже, Кассандра, где ты это раздобыла? — удивился отец, заметив у меня в руках окорок.

Я все ему рассказала. Объяснила, что прятала угощение, опасаясь, как бы меня не заставили вернуть подарок.

— Вернуть? Да ты с ума сошла!

Он взял окорок и попытался прикинуть, сколько он весит, да и мы все начали гадать. Пустая трата времени, конечно, — весов-то нет.

— Ты нянчишь его, как младенца, — рассмеялся отец, когда окорок снова оказался у меня.

Я ответила, что ни одному младенцу в мире так не радовались, как мы окороку.

Все вдруг умолкли, вспомнив о шофере.

Даже дома мы не бросились наперебой обмениваться впечатлениями: каждому будто хотелось тихонько подумать о своем. Мне — точно.

Едва мы с Роуз погасили свет, я погрузились в мысли. Спать не тянуло. Я перебирала в уме события вечера. В воспоминаниях все казалось еще чудеснее… Кроме сцены в кухне, когда миссис Фокс-Коттон попросила Стивена позировать. Интересно, почему меня это разъярило? Почему бы ему не поработать два-три часа за пять гиней? Пять гиней — огромная сумма. Ничего ужасного не произошло: фотограф имеет право приглашать натурщиков. Я пришла к выводу, что веду себя неразумно. И все же злилась.

Роуз тем временем спрыгнула с кровати под балдахином и, открыв окно шире, уселась на подоконник.

— Не спится? — спросила я.

Она ответила, что не пыталась уснуть. Наверное, тоже вспоминала веселье в Скоутни. Вот бы обменяться впечатлениями и заново пережить минувший вечер вместе!

Я пересела к ней на подоконник. В густой ночной тьме глаза различали лишь силуэт сестры.

— Жаль, что я так мало знаю о мужчинах… — неожиданно сказала она.

— Почему? — негромко поинтересовалась я в надежде вызвать Роуз на разговор.

Она долго молчала, словно не собираясь отвечать на мой вопрос. А потом прорвало.

— Я нравлюсь Саймону. Я уверена! Но ему наверняка нравились многие девушки. Это не значит, что он непременно сделает предложение. Если б я знала, как правильно себя вести!

— Роуз, а ты задумывалась, что такое брак? — отозвалась я.

— Да, как раз сегодня вечером. Когда смотрела на Саймона, сравнивая его с портретом. И вдруг представила себя с ним… в одной кровати…

— Ну, ты выбрала момент! — прыснула я. — Кстати, я заметила, что твои мысли бродят непонятно где. И как?..

— М-м-м… странно, конечно. Но терпимо.

— Роуз, это из-за денег?

— Не уверена, — задумчиво ответила она. — Если честно, я не… Я сама себя не понимаю. Нравиться мужчинам — это так приятно, так будоражит. Это… Впрочем, тебе не понять.

— Ну почему же? — Я собралась рассказать ей о Стивене, но сестра вновь заговорила.

— Он мне нравится. Правда. Такой обходительный… С ним я впервые почувствовала, будто что-то значу. Он привлекателен, согласна? По-своему, конечно. Ну, глаза хороши. Осталось к бороде привыкнуть…