– Что такое? – Я не нахожу в себе сил произнести то, чего я боюсь больше всего на свете: что это письмо может быть послано из Миддлема, о нашем сыне. – Что там, Ричард? Что? Умоляю… – У меня прерывается дыхание. – Скажи, не медли!

Но он отвечает не сразу. Он кивает через плечо одному из своих рыцарей:

– Подожди здесь. Присмотри за гонцом, я потом с ним поговорю. Только сделай так, чтобы он тут ни с кем не разговаривал.

Меня же он берет за руку и идет через нашу приемную, через мою комнату ко мне в спальню, где нас никто не потревожит.

– Что? – шепчу я. – Ричард, ради всего святого, что случилось? Это о нашем мальчике? Об Эдуарде?

– Нет, это о твоей сестре, – отвечает он, и его голос звучит так, будто он сам задается вопросом. – Дело в твоей сестре.

– Изабелла?

– Да, любовь моя. Не знаю, как тебе сказать… Джордж пишет, это его письмо, он просит меня передать тебе… только я не знаю, как тебе сказать…

– Что? Что с ней случилось?

– Любовь моя, моя бедная девочка, она умерла. Джордж пишет, что она умерла.

Какое-то мгновение мне кажется, что я ослышалась. Потом сказанные им слова проступают в моем сознании, звенят оглушающим громом, словно над моей головой бьет церковный колокол прямо здесь, в этой комнате, где я надевала свое праздничное платье и выбирала рубины.

– Изабелла?

– Да. Она мертва. Так сказал Джордж.

– Но как? Она была здорова, она же сама писала, рассказывала о том, что это были легкие роды. У меня же есть ее письмо, в котором она только и делает, что хвастается. Она была здорова, совсем здорова, и звала меня, чтобы я приехала и…

Он молчит так, словно знает ответ на мой вопрос, но не хочет облекать его в слова.

– Я не знаю. Поэтому я и хочу переговорить с гонцом.

– У нее что, была родовая горячка? Она истекла кровью?

– Джордж ничего об этом не говорит.

– А что он тогда говорит?

На мгновение мне кажется, что Ричард не станет мне отвечать, но потом он расправил письмо, которое держал в руках, и протянул его мне, внимательно следя за моим лицом, пока я его читала.

«22 декабря 1476 года

Дорогой брат и сестра Анна.

Этим утром скончалась моя возлюбленная жена, да хранит Господь ее душу. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что она была отравлена агентом королевы. Береги свою жену, Ричард, и береги себя. Мы определенно все находимся в смертельной опасности, исходящей от сомнительного семейства, с которым связался наш брат, король. Мой маленький сын еще жив, и я молю Бога о том, чтобы и твой пребывал в добром здравии, как и ты сам. Сожги это письмо».

Ричард берет письмо из моих рук, наклоняется над камином и бросает его на красные тлеющие угли. Он не отходит от камина, пока бумага темнеет, сворачивается и внезапно покрывается алыми языками пламени.

– Она знала, что так и будет. – Я вдруг понимаю, что вся дрожу, от макушки до пальцев на ногах, словно из письма на меня подул порыв леденящего сильного ветра. – Она даже говорила мне о том, что именно так и будет.

Ричард обнимает меня и усаживает на кровать. Колени сами подгибаются подо мной.

– Джордж это тоже говорил, но я ему не верил, – только и сказал он.

– Она говорила, что в их доме есть шпион королевы и что в нашем доме он тоже есть.

– Я в этом не сомневаюсь. Это почти наверняка правда. Королева никому не доверяет и подкупает слуг, чтобы они доносили на своих господ. Мы все так делаем. Но вот зачем ей отравлять Изабеллу?

– Чтобы отомстить, – безнадежно отвечаю я. – Потому что наши с ней имена написаны кровью на клочке бумаги, лежащем в шкатулке с эмалью.

– Что?

– Изабелла знала обо всем, только я ее не послушала. Она сказала, что королева поклялась отомстить убийце ее отца, то есть нашему отцу. Изабелла говорила, что у королевы хранится шкатулка с написанными кровью нашими именами и что она прячет этот листок от досужих глаз. Она сказала, что однажды я услышу о ее внезапной смерти и что смерть эта произойдет от яда.

Рука Ричарда тут же метнулась к поясу, туда, где должен висеть его меч, словно он собирался сражаться за наши жизни здесь, в Вестминстерском дворце.