Соседи Лары рассказывали, что актер по ночам орал песни на лестничной площадке у дверей ее квартиры. Он такой был разудалый и веселый – как его д’Артаньян! Однажды шел Миша подшофе по улице и стал приставать к какой-то девушке: вы мне нравитесь, давайте прогуляемся. Я – известный актер, мушкетера играю. Бедняжка еле от него отбоярилась. Прошло 30 лет, девушка стала журналисткой и в прошлом году пришла на площадку брать у Боярского интервью: «Не помните, Михаил Сергеевич, как на улице ко мне приставали?» Боярский рассмеялся, развел руками: ну, извините. Вот такой я был заводной».

После этого интервью журналистка «ЭГ» отправилась к Ларисе Ханько (Джаркас), чтобы найти подтверждение услышанному. Интервью получилось коротким. Лариса сообщила: «У меня замечательный муж. Не хотелось ворошить события 30-летней давности. Если скажу да, то будет нечестно по отношению к супругу, скажу нет – это будет неправда. Я всегда помнила Мишу, по сей день его люблю… И дети… да, трое…»

Фильм «Д’Артаньян и три мушкетера» вышел на экраны страны в конце декабря 1979 года. Его успех был по-настоящему грандиозным. Песня «Пора-пора-порадуемся…» мгновенно стала национальным шлягером и звучала чуть ли не ежедневно изо всех окон по всему Советскому Союзу – от Москвы до Камчатки. Был записан специальный клип на эту песню (его крутили по ТВ), в котором Боярский впервые появился во всем черном – черной водолазке, черных брюках, черном пиджаке, черной шляпе. Отныне только таким он и будет восприниматься публикой. Для миллионов советских женщин Боярский превратился в идола. Многие из них приезжали к нему в Ленинград, дежурили в подъезде его дома, донимали звонками, ложились под колеса его автомобиля. Он рассказывал, что иногда они так допекали его, что он их бил и даже бегал за ними с ножом. А вот что говорит по этому же поводу его жена Лариса Луппиан: «Тогда пройти с Мишей спокойно хоть несколько шагов было невозможно. Девицы сторожили в подъезде, исписали там своими «признаниями в любви» все стены, телефон трезвонил круглые сутки. И никакая милиция оградить нас от всего этого не могла. Появились с Мишиным портретом сумки, кошельки… На концертах – столпотворение…»

Между тем 27 июня 1979 года едва не стало последним днем в жизни Боярского. В тот день утром он приехал поездом «Красная стрела» из Ленинграда в Москву, чтобы участвовать в съемках фильма «Сватовство гусара». С киностудии «Мосфильм» группа направилась в Подмосковье на натурные съемки: Боярскому, который играл бравого гусара, предстояло гарцевать на лошади. Он сидел на переднем сиденье автомобиля, который вела художник фильма, и всю дорогу предвкушал удовольствие от предстоящей верховой езды, да еще в компании с такой партнершей, как Елена Коренева. Увы, его мечтам в тот день не суждено было сбыться. Где-то на полпути, когда Боярский задремал, убаюканный быстрой ездой, на их полосу внезапно выскочил легковой автомобиль. Видимо, женщина-водитель не справилась на мокром асфальте с управлением. Два автомобиля столкнулись лоб в лоб. В итоге Боярский очнулся только в больнице: у него обнаружили сотрясение мозга, повреждение позвонка, почек… Травмы были настолько серьезными, что врачи запретили ему двигаться. Он так и пролежит почти без движения целый месяц. Жена приезжала к нему каждые выходные, несмотря на то, что была беременна. Но даже ее присутствие совершенно не влияло на наплыв в больницу поклонниц Боярского – они приходили туда толпами. Однажды прямо при Ларисе в палату зашли две девушки, сели напротив, а потом внезапно обратились к Боярскому: «Спойте, пожалуйста».

Вспоминает Л. Луппиан: «Поклонницы не страшны, страшен роман! Но мне кажется, Миша настолько ленивый в душевном плане, что не стал бы тратить свое драгоценное время на ухаживания. Он человек трудолюбивый и целеустремленный, а потому предпочитал работать. Никогда не боялась отпускать его на съемки с красивыми актрисами – я же видела, как он ко мне относится! Знала, что в него влюблена вся страна, но ревности у меня не возникало. Даже если что-то и было, он мне никогда об этом не рассказывал. А я и не пыталась узнать. Странно, но даже анонимных звонков от «доброжелателей» типа: «А ваш муж с актрисой В. такой роман закрутил!» – не было».

24 января 1980 года у Боярского и Луппиан родился первенец – сын Сергей. Поскольку жить втроем в тесной комнате общаги было невозможно, молодые временно разъехались: Лариса с сыном переехала в коммуналку к маме, Боярский – к своим родителям. Встречались урывками в своей прежней комнатке, и только когда сыну исполнился год, они наконец получили отдельную квартиру. Помогла слава Боярского, которая к тому времени достигла уже заоблачных высот. Его чуть ли не круглосуточно показывали по «ящику» (в неизменных черных костюме и шляпе), он снимался в нескольких фильмах одновременно. На почве славы, кстати, у него начались проблемы с алкоголем. Артист вспоминает:

«В первый раз я выпил рюмку водки еще до школы. Батюшка мой, Сергей Александрович, любил это дело. Ну, я и попросил попробовать. А он, ничтоже сумняшеся, протянул мне рюмку водки. Я так думаю, чтобы отбить охоту. Однако все вышло наоборот.

В 13–14 лет я выпивал зараз по пять стаканов водки. Но пили мы тогда не потому, что хотелось, а от идиотизма…

В театре вся ночь была моя, но после спектакля до восьми утра меня лучше было не трогать. Пока разгримировались – одну рюмку приняли, спустились в буфет – другую, пошли в ресторан – третью, потом домой к кому-нибудь. Там разговоры о спектакле – творческие разговоры, хорошие, не просто черная пьянка, а скорее нормальное, благородное гусарство. Так что принимали мы каждый божий день. Я вообще не умею пить по пятьдесят-сто граммов – мне это неинтересно. И потому всегда пил до тех пор, пока мог это делать. А останавливался, лишь когда больше уже не влезало. Отхлебывал я много. Три-четыре бутылки водки в день для меня были нормой. А вообще мой рекорд – четырнадцать бутылок за день!»

На почве любви к «зеленому змию» постепенно портился и характер Боярского. Вскоре он превратился в настоящего деспота, приверженца махрового патриархата. Знай миллионы его поклонниц, каков их кумир в быту, наверняка зареклись бы мечтать выйти за него замуж. Вспоминает Л. Луппиан:

«Меня все считали счастливой и удачливой женщиной, никому и в голову не приходило, каково мне на самом деле. «Чего тебе еще надо? Он так много зарабатывает, такой знаменитый, красивый!» – говорили вокруг, не подозревая, что я пережила. А мне с ребенком даже уйти было некуда. Досталось и мне, и Сереже. Жили мы тогда в маленькой квартире, деньги все у Миши. Куда идти, на улицу?

Было очень тяжело. Мы с Мишей совершенно разные люди: насколько я спокойная и сдержанная, настолько он эмоциональный, резкий и даже грубый. Я испытала все – от глубокой нежности и любви до унижения, оскорбления и растаптывания моего достоинства. Очень тяжело переносила всплески его ярости по любому поводу: суп холодный, котлета не нравится, где была… Я не могла отвечать тем же, потому что это вызвало бы еще больший гнев. Молча терпела, а иначе в меня полетело бы все, что оказалось бы в тот момент под рукой: тарелки, стаканы… Отвечала письменно: после каждого скандала писала ему письмо, в котором излагала, что мне в нем не нравится, какие его упреки считаю несправедливыми, и в конце обязательно ставила какое-нибудь условие, например: если не бросишь пить – разойдемся. Утром за завтраком передавала Мише письмо. Он его молча прочитывал и продолжал спокойно есть. И все, никакой реакции!