И теперь он мерил беспокойными шагами песок, поглядывая на небо, и нервничал все сильнее. Что-то беспокоило. Странное, смутное ощущение на грани восприятия, беспокойство и раздражение.

Он чувствовал себя стоящим в бассейне, наполненном водой, неожиданно пошедшей волнами по неизвестной причине. Если закрыть глаза, то воду ты не видишь, но волнение чувствуешь...

Люк рефлекторно закрутил головой, но никто не выпрыгивал из песка, не мчался через барханы с дикими криками, не потрясал оружием.

– Неужели ужасная новость все-таки припрется в гости?
– тоскливо пробормотал мальчик, вцепившись в сумку. Там, на дне, замотанный в тряпки, лежал сейбер. Даже прикосновения к нему через много слоев ткани приносили облегчение и уверенность.

Ощущение опасности нарастало, медленно, но верно, Люк терял остатки терпения, ничего не происходило. Он уже почти убедил себя, что ему все просто мерещится с непривычки и от скудости знаний, когда неожиданно ощутил пришедшую издалека еле ощутимую волну одобрения и утешения.

Люк вздрогнул, обалдело вылупившись в пространство и рефлекторно прижимая руки к груди.

– Обалдеть...
– выдохнул он.

Неожиданно за спиной скрипнул песок и Люк подпрыгнул, как ужаленный, разворачиваясь, и с ужасом осознавая, что та ужасная или кошмарная новость, которыми он пугал дядю, обрели плоть и кровь.

Перед ним стоял здоровенный татуированный мужик в странном костюме с элементами брони, телосложением похожий на Терминатора, не обремененный интеллектом, судя по жуткой роже, и с самыми нехорошими намерениями на счет Люка, если судить по той невероятно довольной ухмылке, которая по этой самой роже расползалась.

Но пугало до колик даже не это, и не сейбер, висящий на поясе, и даже не висящая рядом непонятная штуковина размером с крупный апельсин из металла, покрытого странными символами, при взгляде на которые у мальчика начали болеть и слезиться глаза.

Пугало другое.

Люк его не чувствовал.

Совершенно.

Он слабо ощущал все вокруг, но только не стоящего перед ним человека, словно его не было, или это была галлюцинация.

Ничего.

Мужчина оскалился, окинул ребенка довольным взглядом покупателя, откопавшего на помойке бесценное сокровище, доставшееся ему даром, и коротко ударил попытавшегося дать деру Люка пальцами правой руки в шею.

И мир померк.

***

Как только перед ним сформировалась фигура Императора, Вейдер встал на одно колено, склоняя голову.

– Встань, Лорд Вейдер.

– Мастер.

– Рассказывай.

Вейдер выпрямился и замер, слегка наклонив голову к одному плечу. Палпатин молчал, испытующе смотря на своего ученика. По связи, соединяющей их, до императора доносились отзвуки волнения и все больше крепнущей решимости, и все это на фоне слегка притушенных ярости, злобы и гнева.

Казалось, пламя Мусафара готовится вырваться из тела того, кого оно несколько лет назад едва не сожгло дотла. Решимость окрепла окончательно и Вейдер резко хрустнул пальцами протезов. Ощущение грядущего извержения вулкана усилилось.

– Мастер. Как и когда именно Вы узнали, что Падме мертва?

***

Люк злобно смотрел на своего похитителя, прижимая к себе сумку. Только успокаивающее тепло от сейбера не давало сорваться и дать выход затмевающей глаза ярости. Стискивая и жмакая руками сумку мальчик пытался хоть как-то очистить разум, понимая, что все его попытки напасть или удрать бессмысленны. Сидящий в кресле и потягивающий каф громила превосходил его весом раз в десять, об остальном и говорить не приходиться... С корабля, а то, что они летят в космосе, было понятно сразу, тем более не сбежать! Но понимание-пониманием, а жажда крови никуда не уходила, только разрасталась.

Татуированный скот только нагло лыбился, показывая крепкие белые зубы, и шумно хлебал ароматный напиток, совершенно не воспринимая едва не рычащего мальчика, сжавшегося на диване, как угрозу. Допив каф, мужчина встал, похмыкал и ткнул пальцем на столик рядом с диваном.

– Поешь. Потом с тобой поговорят.

И, равнодушно отвернувшись, пошел к пилотскому креслу. Люк проводил его подозрительным взглядом, прижимая к себе свои сокровища, а потом резко зажмурился, старательно вдыхая и выдыхая, пытаясь хоть как-то успокоиться.