Эти дни отдыха слишком напоминали нам начало войны, когда нас уверяли, что Русская кампания будет завершена за шесть – восемь недель. А мы за эти два последних месяца прошли пешком 660 километров, то есть в среднем по 10 километров в день. Когда подумаешь, что почти каждый день нам приходилось вести бои и иногда по нескольку дней держать оборону, прежде чем возобновить наступление, только тогда осознаёшь всю степень выносливости нашего солдата. Я часто спрашивал себя, не получится ли так, что эта война, начавшаяся на нашем участке в точности так, как 129 лет назад начался поход Наполеона, завершится так же, как та. Организованное отступление русских могло продолжаться и дальше, поскольку наши мобильные соединения не нарушали его ход ударами во фланг противнику или заходами ему в тыл. Такой ход наступления приводил к большим потерям с нашей стороны, ибо противник, прежде чем мы его настигали, успевал воспользоваться передышкой, чтобы закрепиться на новых позициях и усилить их.

В огромной России мы видели здоровых жителей с многочисленными детьми, а кроме того, статистические данные показывали нам ее мобилизационные возможности. При этом мы знали, что, хотя наша родина густонаселенна, она, в отличие от противника, не располагает безграничными людскими ресурсами [33] . И тогда мы с тревогой задумывались об исходе этой войны в случае, если наш блицкриг не завершится до наступления зимы. Передовые статьи в газетах минимизировали масштабы войны, превращая наши тяжелые бои в веселую прогулку, в погоню за полностью разгромленным противником. Все это вызывало у солдат отвращение. Мы оказались в тупике, вывести из которого нас могла только тотальная и крайне быстрая война, но после всего, что мы ежедневно там видели, такая победа была для нас недостижима. Однако мысль о возможности завершить эту войну для себя, спастись от нее, добившись перевода в другое место, никогда не приходила мне в голову, ни на Южном Буге, ни даже позже. Я был раздавлен грузом забот и мыслей, но вокруг меня продолжалась жизнь со своими требованиями. Были солдаты, которых я учил воевать в мирное время и которые теперь доверяли мне, убежденные, что я буду отдавать разумные приказы. Мог ли я бросить их в тот момент? В личных дневниках и письмах, датированных первыми неделями Русской кампании, я открыто выражал свои тревоги, но мне надо было справиться с ними, запереть их в себе, чтобы дать солдатам найти силы пережить неизбежное. Я часто завидовал тем, кого партийная пропаганда сумела убедить настолько, что они не задумываясь шли по путям, начертанным идеологией. Такие верные бойцы, для кого реальность была закрыта вуалью агитпропа, считали, что всё просто и ясно. Тем не менее, совершенно определенно, среди них было много прекрасных солдат, день изо дня добросовестно исполнявших свой долг. Можно даже порадоваться тому, что их было много, поскольку, если решил остаться в строю и продолжать командовать, лучше, чтобы твои подчиненные смотрели на войну как на святое дело. Теперь, как и тогда, я убежден, что ситуация, в которую нас завела жизнь, была полна противоречий и трагических моментов. Естественно, что у многих солдат, служивших под моим началом, были такие же предчувствия и сомнения, как у меня, и они так же прятали их в своих сердцах. В конце концов, повседневные обязанности, становившиеся с каждым днем все серьезнее, все больше и больше занимали меня, как это бывает в сложных ситуациях. Да, чем выше я поднимался по служебной лестнице, чем лучше узнавал своего противника – русских, тем яснее понимал, что успех зависит от поддержания на высоком уровне боевого духа солдат, чему я вынужден был уделять в своей деятельности все больше времени. Поскольку в ходе кампании количество опытных офицеров постоянно сокращалось, мне ежедневно, без перерывов, приходилось вести войну и против чреватых опасными последствиями небрежности и усталости; и тем сильнее я чувствовал, как я обязан еще остававшимся у меня старым солдатам, количество которых также уменьшалось с каждым днем. Я был озабочен тем, чтобы сохранить их жизни, и, по мере того как число их сокращалось, у меня усиливалось чувство, что и для них, морально и реально, оставался открытым единственный путь – путь долга; путь, по которому я должен был их вести, тем более что это был мой долг.

Для полка было ясно, что когда мы найдем переправу через Днепр, то должны действовать как можно быстрее. Каждый час промедления давал противнику возможность еще больше укрепить свои позиции, зарыться глубже в землю, подтянуть подкрепления и организовать оборону. За время короткой передышки на Южном Буге высланная вперед дивизионная разведка перешла через Ингул и Ингулец. Доставленные ею сведения были благоприятными: противник быстро отходил к городу Берислав на Днепре. Мы узнали, что далеко на нашем левом фланге германские танковые соединения, пересекающие излучину Днепра, наконец достигли реки. Мы побросали наши вещи в кузовы грузовиков, загрузили в них пехотинцев и скоро убедились, что можем окружить дивизию русских, удерживавшую напротив нас плацдарм на северном, правом берегу реки, вокруг города Берислав. Русские уже установили почти всю свою артиллерию на другом берегу реки, за исключением орудий поддержки пехоты, но их наблюдатели были размещены очень удачно, а линии связи явно еще не были нарушены. Когда позднее мы вошли в город, они уже перевели свои лучшие части за Днепр, чтобы развернуть их на южном, левом берегу. Передовой плацдарм удерживали наскоро обученные части из резервистов, которые тем не менее дрались хорошо. На плацдарме такого рода можно поручить руководство операциями энергичному командующему, и обороняющиеся, если не получат приказа отойти, могут сражаться до последнего человека. Так и поступили русские, несмотря на очень слабое вооружение и снаряжение их пехоты. Наша задача осложнялась тем, что не нашлось ни одного танка, который открыл бы нам дорогу.

Берислав был взят после ожесточенного боя. Когда я стоял на высоком берегу Днепра, широкая быстрая река казалась мне настоящим морем, форсирование которого, так желаемое нами, представлялось невозможным. Я опасался, что эта операция не обойдется без жертв, но был получен приказ сделать это, так что нам оставалось лишь перебросить полк на другой берег с минимальными потерями.

Дивизия находилась теперь в районе Берислава, два ее полка стояли в первой линии, а наш – на левом фланге. Настало время лихорадочных приготовлений. Мы собирали сведения всеми доступными нам способами – при помощи прожекторов, офицерских патрулей, аэрофотоснимков и карт. Мы изучали полученные данные, усиливали наблюдение и проводили целые дни, не получая удовлетворительных результатов. Конечно, можно было собрать ночью лодки, посадить в них солдат и плыть на другой берег. Но там-то и начались бы главные проблемы.

Со своего наблюдательного поста я видел расстилавшуюся впереди местность: на юго-западе широкая река описывала большую дугу в месте, где на берегу стоял город Берислав. С той же стороны находился заливаемый водой остров длиной около двух километров. Было видно, что он ровный, каменистый, с кустами и густой травой. Мертвый рукав отделял его от берега, более высокого в этом месте. На тот момент этот рукав, называвшийся Конка, которую мы окрестили «Черным ручьем», был нам знаком лишь по данным аэрофотосъемки. Дальше на противоположном левом берегу располагался поселок Каховка с его белыми хатами и возвышавшимися над рекой высокими фабричными зданиями, которые были указаны нам в качестве объекта атаки. Пространство между нашим более крутым берегом и противоположным занимали острова; один от другого они отделялись заболоченными участками, тростником, непроходимым подлеском, тиной, заполненными водой ямами, через которые, по сведениям посланных туда разведгрупп, пройти было невозможно. Дальше находились высоты, расположенные на них поля и кусты уходили к горизонту, который они закрывали. За много часов наблюдения мы не заметили никакого движения. Казалось, все вымерло. Однако, как только на улицах города Берислав возникало необычное движение, его немедленно приветствовал меткий артиллерийский огонь, показывавший, что противник с большим вниманием наблюдает за нами.

Мне было ясно, что я не смогу прикрыть все десантные лодки на расстоянии около трех километров от Берислава до Каховки, тем более что данную операцию необходимо было выполнять в несколько этапов. Я должен был приблизиться к цели, то есть использовать острова, стоявшие на реке, словно вехи, на нашем левом фланге. Это с самого начала показалось мне очевидным. Но несколько опытных лейтенантов доложили мне, что, несмотря на интенсивные поиски, они не обнаружили никаких возможных путей продвижения. Раздраженный этой запутанной ситуацией, я решил вернуться к самому началу. Как перебросить полк на противоположный берег? Вместе с моим адъютантом я внимательно рассматривал местность из укрытия. И тут случай подарил мне решение. Один молодой солдат медленно и с трудом поднимался по лестнице, ведущей с пляжа на вершину склона. Адъютант окликнул его и спросил, какого черта он шляется на виду у противника. Солдат ответил, что один старый рыбак, проживший тут много лет, угостил его чаем. Я тут же послал его за рыбаком, которого мы допросили, и он дал нам нужные сведения. Да, если знать одну тропу, то можно пересечь остров посуху и выйти на песчаную отмель, расположенную практически напротив Каховки, а там имеются бухточки, где, при необходимости, можно спрятать лодки. Идти надо было этим путем! Так, при определенном везении, мы могли застигнуть противника врасплох, ударив по его позициям прежде, чем он успеет сосредоточить оборонительный огонь. Вновь была выслана разведгруппа под командованием опытного лейтенанта и командира саперного взвода полка. Они нашли тропу, обследовали ее на всем протяжении, и выяснилось, что там целый проход шириной метров десять.

Саперы немедленно получили приказ сделать деревянные настилы для надувных лодок. Была намечена отправная точка на острове, место сбора штурмовых лодок, а их командиры получили четкие инструкции. Весь полк, от «стариков» до новобранцев, был охвачен огромным энтузиазмом от мысли, что ему предстоит крупное дело. Все делалось сознательно и динамично. Предприятие такого рода требует общих усилий, в которые каждый должен внести свою лепту, если желает, чтобы оно увенчалось успехом. Все старались от души.

И здесь тщательная подготовка составляла две трети успеха. Вечером накануне командиры подразделений лично отправились на остров и произвели рекогносцировку путей, по которым назавтра должны были пройти их батальоны. Все солдаты полка, а это около двух тысяч человек, с радостью готовились к предстоящему приключению. Конечно, не все они были героями, но все были убеждены, что не могут бросить товарищей, и твердо знали, что и их самих товарищи тоже не бросят. В ходе продолжавшегося много часов совещания, собравшего артиллеристов, саперов, понтонеров, дежурных офицеров разведки, всем им указали, кто с кем должен взаимодействовать, от командира части до унтер-офицеров; были терпеливо даны ответы на все вопросы, рассмотрены все пожелания. Особо точно о наших планах должна была быть проинформирована артиллерия, которой при форсировании полком реки надлежало ослепить наблюдателей противника дымовой завесой и затем, по возможности, парализовать сопротивление вражеской пехоты. За час до наступления темноты все было готово к переброске батальонов на остров. Мы считали, что сделали все, что было в человеческих силах, чтобы облегчить задачу пехотинцев, которые должны были максимально быстро выйти к цели и овладеть ею.