Шрифт:
Спокойным и звучным голосом Гитлер начал мне рассказывать об основании партии. Он организовал ее таким образом, чтобы она могла держать немецкий народ в узде. Невозможно победить народ, возглавляемый столь хорошо организованной партией. Чем ближе от событий прошедших десятилетий он подходил к современности, тем больше повышал голос, так что временами срывался на фальцет. Наконец он заговорил о войне и последних событиях. Говоря о Нормандии и фронте вторжения, он коснулся темы немецких солдат, сражающихся там. Я воспользовался случаем и, пока он переводил дыхание, сказал: «Мой фюрер, я командовал в Нормандии 84-м армейским корпусом, и я…» Но тут он перебил меня, движением руки велел молчать: «Я полностью в курсе» – и продолжал рассуждать удивившим меня совершенно уверенным тоном; он сообщил мне о готовящемся им контрнаступлении, призванном сбросить врага в море.
Даже сегодня я не могу с уверенностью сказать, верил ли он сам в то, что говорил, или специально обманывал свое окружение, чтобы побудить его сражаться до конца. Я только что приехал из Нормандии, я видел отчаявшиеся лица наших солдат, которые, полностью брошенные, медленно утрачивали боевой дух.
Наконец Гитлер перешел к событиям 20 июля. Я стал свидетелем взрыва ярости, скопившейся в его душе. Он кричал, что счастлив возможности разом разоблачить оппозицию, что он ее раздавит. Говоря, он пришел в такое возбуждение, что на губах у него выступила пена. Он трясся всем телом и передавал это движение столу, на который опирался. Он был весь в поту, и его возбуждение еще больше усилилось, когда он пообещал вздернуть «этих генералов». Не было никаких сомнений: передо мной сумасшедший. На меня всей тяжестью давило осознание того, что жизнь нашего народа находится в руках безумца, неспособного управлять ситуацией, который (как я предполагал) попросту отказывался признавать реальность, полагаясь исключительно на собственную интуицию. До этого момента не было произнесено ни слова относительно моего будущего назначения.
Новое назначение
Наконец Гитлер немного успокоился и сказал: «Генерал, вы отправляетесь в Париж. Сохраняйте порядок в этом городе, который является важным пунктом для нашей армии. Действуйте во взаимодействии с Обергом [75] . От меня вы получите полную поддержку. Назначаю вас комендантом и командующим войсками вермахта в Париже. Вы получаете самые широкие полномочия, которые может иметь генерал. Вы получаете права коменданта осажденной крепости».
75
Оберг Карл Альбрехт (1897–1965) – высший руководитель СС и полиции во Франции (с мая 1942 г.); с 1 августа 1944 г. обергруппенфюрер СС и генерал полиции. Во Франции руководил борьбой с движением Сопротивления, репрессиями против мирного населения, депортациями евреев. В ходе попытки переворота 20 июля 1944 г. был арестован генералами-заговорщиками, но после провала мятежа освобожден.
Аудиенция подходила к концу. Я снова подошел к рабочему столу. Гитлер протянул мне руку; меня провожал его свирепый, подозрительный взгляд, в котором не было ничего человеческого. Потрясенный, я вышел из комнаты. Бургдорф шагал впереди меня. Я взял его за руку и сказал: «Бургдорф, это ужасно!» Он пожал плечами и ответил: «А чего вы хотите?»
Приказ, изданный во второй половине дня в соответствии с директивами Гитлера, был составлен в таких выражениях:
«1. Войска Западного фронта, ведущие беспримерную по героизму битву против превосходящих сил противника, могут рассчитывать, что всякий немец, находящийся во Франции, сделает все возможное для того, чтобы им помочь. Отныне ни один немец, способный носить оружие, не должен оставаться в тыловых районах страны, если только его пребывание там не служит непосредственным нуждам войск, сражающихся на фронте. Это в первую очередь относится к территории Большого Парижа.
2. Я немедленно назначаю генерала пехоты фон Хольтица комендантом и командующим германскими войсками в Большом Париже. Он несет передо мной ответственность по следующим пунктам:
А) Париж должен в кратчайшее время потерять свой вид тылового города со всеми его нездоровыми приметами. Город должен служить не местом прибежища беженцев и трусов, а предметом страха для всех тех, кто не является честными помощниками и не содействует войскам, сражающимся на фронте.
В) Все германские учреждения, чье пребывание там не является необходимым, и все гражданские лица должны быть выведены оттуда в кратчайший срок. Все мужчины, способные носить оружие, будут отправлены на фронт. Въезд без соответствующего разрешения должен быть строжайше запрещен. Вывод служб военной комендатуры, а равно любых других значительных служб производится только с моего разрешения.
С) Территория Большого Парижа должна быть гарантирована от любых проявлений мятежа, подрывных действий или саботажа.
3. Для выполнения этой задачи комендант и командующий войсками вермахта в Большом Париже имеет право отдавать распоряжения всем частям и подразделениям вермахта и войск СС, организациям, не входящим в вермахт, а также партийным структурам и гражданским органам. Если приказы, исходящие от подразделений вермахта или высших органов рейха, вступят в противоречие с распоряжениями коменданта и командующего германскими войсками в Большом Париже, я должен быть информирован об этом через Верховное главнокомандование вермахта.
Дабы меры, принимаемые им, соответствовали важным задачам, которые война ставит перед этими органами и учреждениями, он включит в свой штаб полномочных представителей вермахта, войск СС, командования сил СС и полиции во Франции, посольства Германии, а также любой другой заинтересованной структуры по своему усмотрению.
4. Комендант и командующий германскими войсками в Большом Париже подчиняется военному губернатору Франции. По всем вопросам, относящимся к военной защите Большого Парижа и персоналу, освобожденному для отправки на фронт, он получает инструкции от главного командования группы армий «Запад» (объединявшей группу армий «Б» и группу армий «Г»). Комендант и командующий войсками в Большом Париже получает в свое распоряжение штаб предыдущего коменданта.
5. После более подробного инструктирования главнокомандующим вермахта он получает официальные права коменданта осажденной крепости».
Солдат, прекрасно знающий фронт с его реалиями и его отношением к тылу, не мог не согласиться с подобным приказом.
Однако чем больше я размышлял над ним, тем больше замечал очевидное: этот приказ не соответствовал обещанию Гитлера сбросить противника в море. Если он рассматривал Париж в качестве «осажденной крепости», если уже сейчас принимал меры для сокращения численности служащих административных органов, ненужных при обороне, значит, следовало понять очевидное: Гитлер уже тогда считал возможным, что войска, сражающиеся перед Парижем, не смогут надолго задержать врага вдали от города. Его приказы доказывали еще большее: Гитлер хотел превратить город в поле боя, а все его речи о разгроме вторгшихся вражеских сил были обычным сотрясанием воздуха, призванным обмануть других и, возможно, себя самого.