Шрифт:
– Я приготовил лазанью на ужин. Но предупреждаю, я не очень хорошо готовлю, – сказал он по дороге к стоянке. – Когда я дома один, я почти не ем. У тебя же нет ни на что аллергии?
Он говорил очень быстро и невнятно. Может, он тоже нервничал?
– Я вегетарианка.
– Вот чёрт!
– Да я шучу. Ты же знаешь, что я ем мясо.
– Хорошая сегодня погода.
– Идёт дождь.
– А, ну да, погода отвратительная.
Я подумала, что нам обоим стоило помолчать.
– Где твои родители проводят выходные? – спросила я, когда Чарли свернул на узкую просёлочную дорогу.
– У друзей. Я рад, что ты смогла приехать. – Он повернулся ко мне. – Я не люблю оставаться дома один. Мне кажется, там приведения.
Сидевший на заднем сидении Тикет подал голос.
– Он говорит, что ты трусишка, Чарли.
Мы повернули налево и проехали сквозь небольшие ворота. Вдоль дороги тянулся огромный парк с дубами и каштанами. Чарли сказал мне, что эти деревья росли здесь сотни лет. Увидев овец, Тикет залаял.
– Это земля принадлежит твоей семье? – спросила я.
– Ага.
– Ни фига себе!
Он посмотрел на меня, приподняв одну бровь.
Дома по-прежнему не было видно.
– Твои родители живут во дворце? А дворецкий у вас есть?
– Отстань, Кас.
Наконец вдали замаячил огромный дом.
– В этом доме вырос мой дед, отец моего папы. Дедушка часто катал меня на своём тракторе, когда я был маленьким. Или учил меня сажать деревья. А ещё летом мы устраивали семейные праздники, на которые съезжались все наши родственники. Было весело.
– Да, наверное это было здорово.
– А у тебя большая семья?
– Нет, у меня только мама, папа и Джейми.
– А как же дедушки с бабушками?
– Один дедушка работал на вокзале и был запойным алкоголиком. Он уже умер. Второй работал на заводе, и я почти ничего о нём не знаю. Мои родители не могли жить дома. Думаю, они не хотели оставаться в маленьком городишке и восстали против воли своих родителей. Они даже на свадьбу их не пригласили. Обе мои бабушки живы, но ни одна из них не пожелала общаться со мной и Джейми. Я не знаю, почему они такие.
Я улыбалась, но этот факт глубоко ранил членов нашей семьи. Ни мама, ни папа не получили никакой помощи от своих родителей после того, как меня сбила машина.
– Ясно, – пробормотал Чарли, услышав о семье, которая была так не похожа на его.
Мы проехали ещё несколько ворот, прежде чем свернули во внутренний двор. Перед домом была огромная лужайка. Подумать только, а я спрашивала у Чарли, был ли у них сад, чтобы Тикет мог делать там свои дела.
– На заднем дворе нет ступенек, так что там удобнее войти в дом, – сказал Чарли, выйдя из машины и открывая пассажирскую дверь своего потрёпанного «фольксвагена».
– Спасибо. Ой, а кресло?
– Ах, да. Прости. – Он достал его с заднего сидения и заметил, что оно очень лёгкое. Тикет выскочил на улицу и начал принюхиваться к земле.
Чарли поставил кресло и съёмные колёса передо мной.
– Покажешь мне, как его собирать? – попросил он.
– Надо только надеть колёса на эти штыри, – сказала я, аккуратно прикрепляя одно колесо справа, а потом поворачивая кресло к себе другой стороной. – А чтобы их снять, надо просто нажать кнопку в центре колеса. Вот так.
– Круто, – отметил Чарли, пока я пересаживалась на кресло.
По дороге к дому он перебирал на брелоке ключи. Их там было штук двадцать.
– Зачем вам так много ключей?
– Этот от гаража, эти от коттеджей, этот от машины, этот от трактора…
В конце концов ему удалось найти нужный ключ, и мы вошли в дом.
– Ничего себе! – воскликнула я при виде огромного бильярдного стола. На стене висела картина, написанная маслом, на которой была изображена дама в лиловом бальном платье.
– Какая красавица. Кто это?
– Это моя мама.
Чарли с чемоданом в руках направлялся внутрь дома. Следуя за ним, я с восхищением рассматривала величественную гостиную, где у окна стоял рояль, крышка которого была уставлена фотографиями в рамках. Мы прошли сквозь каменный холл. Тикет, постукивая когтями по полу, держался ко мне ближе, чем обычно, и останавливался, как только я замедляла ход. Мы увидели перед собой огромное зеркало, которое нависало над статуэткой Будды, стоявшей на мраморном столе.