Шрифт:
— Выходит, еще сохранился обычай?
— Где-нибудь далеко в тундре, если есть древние старики, могут выполнить…
— Дядя ведь был безнадежен, да? — спросил Миронов, пытаясь в душе оправдать Кена. — Врачи ничего не могли, дядя знал об этом?
— Знал…
— А сколько лет ему было?
— В будущем году исполнилось бы восемьдесят.
— Шаман приходил?
— Нет… Дядя сам был немного шаман… умел немного… Сейчас в поселке шаманов нет… может быть, в тундре, не знаю… Но камланья у нас я не видел…
Миронов заметил на полу в углу черный камень, машинально взял его и принялся рассматривать… Положил на место, не найдя в образце ничего интересного.
— Тунг елькутак… — сказал Кеннакук.
— Что? — встрепенулся Миронов.
— Камень Агыги… это наш семейный охранитель… бог по-вашему…
Миронов издали, по-новому, уже боясь взять его в руки, стал рассматривать камень.
— Ты никому больше не рассказывай… — тихо сказал Миронов. — Могут быть неприятности…
— Я не виноват… так было надо…
— Я понимаю, — сказал Миронов, хотя чувствовал себя абсолютно растерянным.
Спустя две неделя после этого разговора, уже в райцентре, Миронова вызвал следователь и спросил, не знает ли он каких-нибудь обстоятельств смерти Агыга.
— Нет, — ответил Миронов, у которого внутри все похолодело. И спросил, почему именно к нему обращаются с таким вопросом.
— Это скорее не вопрос, — ответил следователь, — а желание навести кое-какие справки; ведь вы — друг дома, останавливаетесь там, когда приезжаете, знаете всех родственников и знакомых. Вот мы и решили обратиться к вам за помощью. Возможно, вам что-либо известно.
— А чем вызван ваш… как бы это… профессиональный интерес? Есть какие-то подозрения? — Миронов уже успокоился.
— Нам известно, что выполнен ритуал добровольной смерти. Откуда? Ну, как бы вам сказать… утечка информации… самым невероятным образом… экспертиза ничего не дала: очень уж ветх был старик, и всюду или аномалии, или просто больные органы. Ну, это уже неинтересно, это специфика медицины, если надо, поговорите с моим коллегой — медиком.
— Нет, не хочу… нет, — заторопился Миронов.
— Мы проводили работу очень деликатно, — говорил следователь, — и, чтобы собирать жителей всего поселка, вести с ними контрпропагандистские беседы о вредности предрассудков, нам надо знать в точности все про этот случай. А мы знаем все приблизительно, все на грани версии.
— Я понял, — сказал Миронов. — К сожалению, я ничего об этом не знаю.
Миронов был последним, кто «проходил по делу» об Агыге. Дело закрыли. Но каким-то образом Кеннакук узнал об этом разговоре Миронова со следователем и узнал, что Миронов ничего не сказал.
«Не зря его любил Агыга», — подумал тогда Кеннакук.
Обо всем этом вспоминал Миронов, когда шел в ясли за Малышом и недоумевал, почему же так долго к нему в Магадан не едет толстый добродушный Кен. А потом они все это в который раз за долгие десятилетия дружбы вспоминали вместе ночью, на кухне, за чаем и вином. Вернувшись из яслей, Артур Миронов с удивлением обнаружил Кена, мирно попивающего чай.
— Я звоню, звоню, никто не отвечает, — вместо приветствия говорил Кен, спеша навстречу Миронову, — Толкнул дверь, а она открыта. Я и зашел.
Они обнялись.
…Утром Кеннакук позвонил в НИИ, где работал Миронов, и сообщил шефу отдела, что была машина «скорой помощи», что Миронова увезли, что Кен один с Малышом и неизвестно, что делать.
— Сердце… я знаю… — шептал в растерянности шеф, — сердцу не прикажешь…
И невдомек ему было, что мог Миронов приказать сердцу, когда был один, приказывал повременить ради Малыша, но вот приехал Кен, заботы с плеч пали, он расслабился, и утренний финал — вот он.
Миронов выкарабкался. Сейчас в поле. Не пьет, не курит. Иногда делает утреннюю гимнастику, говорят, зарядка помогает, да не всем. Потому и ждет он с давней тревогой того времени, когда придется спросить: как без меня у вас на этом свете?
Звонок в Копенгаген
Марине М.
Вот так и ходишь, летаешь, ездишь на собаках и на такси, всю жизнь в пути, и все время чего-то ждешь, доброго, как прикосновение женской ладони, все время ждешь чего-то, не жизнь, а сплошной зал ожидания. В тот год я окончил университет и возвращался домой, на Чукотку. Я сидел во Внуково и ждал погоды. Порт был закрыт, он не принимал самолеты и не выпускал их уже второй день. И вдруг по радио объявили, что совершил посадку самолет из Копенгагена.