Несмотря на слабость здоровья, он по-прежнему активно занимался масонскими делами. В январе 1820 года, в промежутке между приступами болезни, он также вступил в совет своей церкви. В каком-то смысле этот шаг был логическим продолжением его масонской деятельности, поскольку многие из ведущих членов церковной общины занимали ответственные должности в ложе Александра к тройственному спасению и входили во внутренний круг, заправлявший ложей, то есть в ложу Горы Фавор или в капитул Благодетельных рыцарей. Эта группа включала пастора Вильгельма Нойманна; зятя Нойманна, музыканта Фридриха Шольца, иногда сопровождавшего музыкой церковные службы; четверых действительных или бывших старейшин: Ройсса, Трёйтера, Шиллинга и аптекаря Беньямина Ауэрбаха; и Лодера, председателя церковного совета [262] .

Заседания совета проходили нерегулярно: от одного до четырех раз в месяц. Розенштрауха сделали казначеем приходской школы. Это задание вполне ему подходило, ведь он умел обращаться с деньгами и интересовался образованием. Розенштраух ценил стремление к самовоспитанию, а после болезни также придавал особое значение самосовершенствованию в религиозной сфере, то есть поиску Бога и спасения. Похоже, воспитание как механизм встраивания юношества в социальную систему не слишком его заботило: он редко обсуждал академическое или техническое обучение, а судя по его масонским выступлениям, он считал, что манеры, прививаемые в школах, поощряли лицемерие. Как человек, не обладавший сколь-нибудь значительным формальным образованием, он наверняка испытывал неприязнь по отношению к классовым предрассудкам, насаждаемым в школах. Вместо этого его интересовала возможность с помощью образования сформировать у юношества здоровую мораль. В моральном воспитании видели смысл образования также драматурги эпохи Просвещения и франкмасоны: именно по этой причине ложа Розенштрауха спонсировала основание пансиона Чермака. Стремление Розенштрауха использовать образование, чтобы сформировать в ученике здоровый характер в соответствии с его естественными, богоданными склонностями, очевидно, из того факта, что в 1820 году имя нашего героя появляется (наряду с именами Ройсса, Чермака, Трёйтера и Лодера) в списке подписчиков на сочинения Иоганна Генриха Песталоцци – знаменитого швейцарского педагога, чья теория начального обучения подчеркивала необходимость развивать весь спектр способностей ребенка [263] . Протоколы заседаний церковного совета свидетельствуют о том, что Розенштраух был энергичным организатором и сборщиком пожертвований в пользу приходской школы. Судя по этим же документам, единственный раз, когда он высказался об образовании как таковом, в центре его внимания был, вполне ожидаемо, вопрос морали (а именно мастурбация): он убеждал совет увеличить здание школы и тем самым гарантировать (как, он не объяснил) «безусловное искоренение пагубного порока у мальчиков» [264] .

В конце сентября 1820 года Розенштраух порвал со своей прошлой жизнью. 22 сентября он объявил во время заседания церковного совета, «что покинет Москву на долгое время, и потому должен сложить с себя должность старейшины». Он выступил с краткой речью, попрощался с коллегами и вышел из комнаты [265] . Тремя днями позже, 25 сентября, братья ложи Александра к тройственному спасению приняли отставку Розенштрауха с должности председателя [266] . После этого наш герой передал свой магазин сыну и уехал в Одессу.

Оставив успешную предпринимательскую и масонскую карьеру и переехав в Одессу с целью стать лютеранским проповедником, Розенштраух начал новую главу своей жизни. Изменился и общий окружавший его исторический контекст. С самого своего прибытия в Россию в 1804 году Розенштраух был неразрывно связан как с крупными преуспевающими немецкими общинами, так и с европеизированными русскими элитами двух столиц Российской империи. Отправившись в Одессу – быстро развивавшуюся столицу Новороссии, наш герой принял участие в совершенно ином историческом процессе: колонизации степных земель современной Украины.

Новороссия не была похожа ни на одно из предыдущих мест жительства Розенштрауха. Санкт-Петербург и Москва своими сложными классовыми структурами и экономикой напоминали немецкие города: там были и прочно укоренившиеся крупные немецкие общины, и издревле существовавшие немецкие церковные приходы и дворянские и буржуазные элиты. Новороссия же скорее походила на американский Дикий Запад: население этой обширной территории было немногочисленным, но весьма пестрым по национальному составу, а социальный контроль слаб – здесь царила относительная свобода.

Присоединенная Екатериной II Новороссия как магнитом влекла к себе переселенцев. Многие из них были беглыми крестьянами из других областей России. В 1801 году 93,7 % новороссийских крестьян были де-юре свободны [267] , и в одном романе 1860 года приводится высказывание местных жителей:

Иностранцы тоже охотно переезжали в Новороссию и селились рядом с татарами, евреями, казаками и прочими местными жителями. Одной из категорий иностранных колонистов были немцы: Российское государство обещало выделить им земельный надел, гарантировало свободу вероисповедания и освобождение от налогов и службы в армии [269] . Число немецких переселенцев росло быстро: согласно ревизским данным, в 1796 году в Новороссии проживало 5500 немцев обоего пола, в 1834 году их было уже 85 600, а к 1858 году стало 138 800 [270] . Поселения кальвинистов, гернгутеров, меннонитов, верящих в Тысячелетнее царство вюртембергских сепаратистов, католиков, немецких и швейцарских лютеран и других возникали на территории, простиравшейся от Бессарабии до Волги и Кавказа. Одесса – место пребывания новороссийского генерал-губернатора – была основана в 1792 году и выросла в один из основных торговых портов России. К 1826 году население города составляло 32 995 человек. В основном это были российские подданные, но хватало в Одессе и иностранцев: подданных Австрийской империи, немцев, итальянцев и христиан из Оттоманской империи [271] .

В 1893 году историю одесской лютеранской общины опубликовал Фридрих Бинеманн. Бинеманн был профессиональным историком и занимался архивными изысканиями; впрочем, поскольку он был сыном одесского пастора, можно предполагать, что его знания о прошлом своей общины не ограничивались письменными источниками. При Александре I, пишет Бинеманн, новороссийские немцы – заметим, подобно своим соплеменникам в Америке – сформировали общество, только-только приступавшее к самоорганизации. Бытовые условия были тяжелы, а власть слаба, поэтому конфликты возникали часто. Бинеманн приводит слова одного немецкого купца: тот посетил немецкую общину Одессы, состоявшую в основном из ремесленников, и нашел, что «между ними невозможен никакой союз, и как бы они сами от этого не страдали, они обижают и портят жизнь друг другу всеми возможными способами» [272] .