Шрифт:
Мистер Каннингхэм повернулся и ухватился за край камина.
— Ты не смеешь так говорить! — произнесла миссис Каннингхэм таким зловещим шепотом, какой Алфея никогда не слыхала. Именно так говорил старый Гроувер Т. Койн, когда пребывал в страшном гневе.
Алфея резко вскинула голову.
— Джерри и я поженимся, это решено.
— Этого не будет, — таким же зловещим шепотом сказала миссис Каннингхэм. — Мы слишком любим тебя, чтобы допустить это.
На лице Алфеи появилась насмешливая, едва ли не сардоническая улыбка.
— Я-то знаю, как горячо меня любит папа, а вот знаешь ли ты, мама? Когда мне было десять лет, в новогоднюю ночь он пришел в мою комнату, — говоря это, Алфея испытала прилив такого стыда, который обжег ее, и голос ее стал звонким, как у ребенка. — Когда мне было десять лет, он доказал мне, как сильно меня любит…
Мать ударила ее ладонью по лицу. В этой, казалось бы, мягкой руке была огромная сила. Ошеломленная Алфея отпрянула назад и упала в кресло.
— Ах ты маленькая потаскушка! Грязная шлюха, которая сожительствует со всяким отребьем! — прошипела миссис Каннингхэм.
У Алфеи начали стучать челюсти и задергался левый глаз.
— Ты знаешь… Ты должна была догадаться, что папа и я много лет занимаемся любовью. — Алфея с отвращением заметила, что в ее голосе прозвучали просительные нотки.
— Ты лгунья, ты лживая потаскушка!
— Но это случается только тогда, когда он очень пьян.
— Лгунья! — задохнулась от крика миссис Каннингхэм, схватила Алфею за руку и, подняв ее на ноги, стала так сильно трясти, что шпильки выпали из прически, и волосы рассыпались по плечам.
— Мама, ты должна была слышать, когда папа ночью приходил ко мне…
Миссис Каннингхэм снова залепила дочери пощечину.
— Я не желаю слушать ложь!
Мистер Каннингхэм прислонился лбом к мраморной каминной полке, его тело содрогалось от рыданий.
Миссис Каннингхэм потащила Алфею к двери. Открыв ее, она прошипела:
— Мы не хотим видеть твое бесстыжее лицо, пока ты не будешь готова извиниться. — Она вытолкнула дочь в зал и захлопнула за ней дверь.
Алфея прислонилась к косяку двери. Пластинка кончилась, и, пока не заиграла новая, ей было слышно, как безутешно рыдает отец и как успокаивает его мать.
Она прибежала в свою комнату и повалилась на кровать.
28
Алфея не могла справиться с рыданиями. «Я порочна, я порочна», — повторяла она в ритме концерта Моцарта для валторны. Она пыталась внушить себе, что была в этом деле жертвой, но затем снова вспоминала, как рыдал отец, и глаза ее наполнялись слезами.
Лишь где-то около полуночи она немного успокоилась. Раздевшись, она заползла под простыни с материнскими монограммами. У нее болели горло и грудь, а после чувствительных оплеух матери нервно подергивалась щека.
Раньше, хотя ее и раздражали робость и приземленность матери, Алфея все же любила ее. Сейчас с матерью произошла такая трансформация, какую невозможно было предположить, — как если бы любимый белый кролик вдруг превратился в хищного снежного барса. Она знает о наших отношениях с отцом, подумала Алфея. Конечно же, знает, но она готова направить эскадрилью бомбардировщиков Б-52 и стереть Беверли Хиллз с лица земли, чтобы защитить папу.
Алфея незаметно заснула.
Она проснулась от звука открываемой двери.
В коридоре было совершенно темно, так же как и в комнате, занавешенной плотными шторами.
— Папа? — тоненьким голосом спросила Алфея.
Ответа не последовало.
Дверь закрылась. Кто-то вошел в комнату?
— Папа? — снова прошептала она.
Молчание. Алфея затаила дыхание.
Спустя какое-то время (ей показалось, что прошло не менее часа) она набралась храбрости и потянулась к выключателю настольной лампы.
Огромная комната с книжными шкафами и эркером была пуста.
В следующий раз ее разбудил солнечный свет.
Млисс раздвигала шторы.
— Мисс Гертруда сказала, что вы плохо себя чувствуете, поэтому я принесла завтрак сюда.
Алфея увидела розовый поднос на подставке.
— Я чувствую себя хорошо, — соврала Алфея. Она чувствовала себя так, словно ее побили ракетками для пинг-понга.
Млисс подошла к кровати и внимательно посмотрела Алфее в лицо своими желтоватыми глазами.
— Непохоже, что вы чувствуете себя хорошо.