Сканирую информацию, оставшуюся в голове за последние несколько минут, но не нахожу заказ на кофе, только сохранившийся образ его лица.

– Капучино? – спрашиваю в надежде.

– Американо, – возражает спокойным шепотом, – четыре порции, два сахара, заправленный наполовину.

– Точно! – вырываюсь из убогого охваченного благоговением ступора и направляюсь к кофе–машине, руки трясутся, сердце грохочет. Со всей силы ударяю фильтр о деревянный ящик, чтобы очистить его от использованных зерен, надеясь, что громкий стук вернет мне немного ретировавшихся мозгов. Не выходит. Ощущаю себя все также….странно.

Потянув рычаг кофейного измельчителя, загружаю фильтр. Он смотрит на меня. Чувствую, как этот взгляд синих глаз прожигает спину, пока я вожусь с машиной, которую начинаю любить все больше. Хотя вот она меня не любит сейчас. Она не делает ничего из того, о чем я прошу. Никак не могу установить фильтр на держателе, трясущиеся руки делают все только хуже.

Сделав глубокий успокаивающий вдох, пытаюсь снова, успешно устанавливая фильтр и подставляя под него чашку. Нажимаю на кнопку и жду, когда она совершит свое волшебство, все так же оставаясь спиной к незнакомцу позади меня. За всю неделю, что я работаю в бистро Дэла, ни разу не думала, что машина так долго фильтрует кофе. Молчаливо желаю, чтобы она, черт ее подери, поторапливалась.

Спустя вечность я беру чашку и, бросив два куска сахара, готовлюсь наполнить ее водой.

– Четыре порции, – он разрывает некомфортную тишину мягким, скрипучим голосом.

– Простите? – я не поворачиваюсь.

– Я заказывал четыре порции.

Смотрю вниз на чашку, в которой только одна порция, и закрываю глаза, молясь кофейному богу помочь мне. Не знаю, как много времени мне понадобилось, чтобы добавить еще три порции, но когда я поворачиваюсь, чтобы вручить ему кофе, он сидит на диване, его стройное, вытянувшееся тело расслаблено, пальцы постукивают по подлокотнику. На его лице ни эмоции, но я понимаю, что он недоволен, и, по какой-то странной причине это делает действительно несчастной меня. Весь день я превосходно справлялась с этой чертовой машиной, а сейчас, именно тогда, когда я хочу показать, что знаю свое дело, произвожу впечатление некомпетентной дурочки. Чувствую себя глупо, пока хватаю чашку для кофе на вынос, перед тем как аккуратно поставить ее на стойку.

Он смотрит на нее, потом снова на меня.

– Я хочу выпить его здесь, – его лицо серьезно, голос звучит спокойно, но резко. Я смотрю на него, пытаясь понять, издевается он или говорит искренне. Не помню, чтобы он просил кофе на вынос – это я сама додумала. Он не похож на того, кто рассиживается во второсортных кофейнях. Ему бы больше подошел роскошный бар для богатеев.

Взяв кофейные чашку и блюдце, просто переливаю кофе и кладу сбоку чайную ложечку, прежде чем уверенными шагами направиться к нему. Не важно, насколько сильно я стараюсь, чашка никак не перестает стучать о блюдце. Ставлю их на столик и смотрю, как он крутит блюдце, перед тем как взять чашку, но не остаюсь возле него: не хочу смотреть, как он будет пить. Быстро разворачиваясь на своих конверсах и исчезаю.

Я практически врываюсь через распашные двери кухни, нахожу Пола. Он уже натягивает пальто.

– Все хорошо, Ливи? – спрашивает он, его круглое лицо изучает меня.

– Ага, – концентрируюсь на широкой металлической раковине, споласкивая вспотевшие руки, когда начинает звонить висящий на стене телефон бистро. Пол берет на себя инициативу, очевидно, придя к выводу, что я, во что бы то ни стало, собираюсь намыливать руки, пока они совсем не исчезнут.

– Это тебя, Ливи. Я ухожу.

– Хороших выходных, Пол, – отвечаю, вытирая руки, прежде чем взять трубку. – Алло?

– Ливи, милая, ты занята сегодня? – спрашивает Дэл.

– Сегодня?

– Да, у меня контракт на обслуживание благотворительного ужина, а меня подвели. Не могла бы ты побыть куколкой и выручить меня?

– Дэл, я бы с удовольствие, но… – не знаю, почему сказала «я бы с удовольствием», потому что на самом деле все наоборот, и я не могу закончить предложение: не могу найти «но». Мне нечего делать сегодня вечером, кроме как тусоваться вокруг бабули и получать за это выговоры.

– Аа, Ливи, я хорошо заплачу. Я в отчаянии.

– Во сколько? – вздыхаю, прислонившись к стене.

– Ты звездочка! С семи вечера и до полуночи. Это не сложно, милая. Просто слоняйся вокруг с подносами канапе и бокалами шампанского. Проще простого.

Проще простого? Еще больше времени на ногах, а они и так меня убивают.

– Мне нужно сходить домой, проверить бабулю и переодеться. Что я должна надеть?

– Черное, и будь у служебного входа гостиницы «Hilton on Park Lane» в семь, хорошо?

– Конечно.

Он разъединился, и я повесила голову, но вскоре внимание привлекли распашные двери, в которые ворвалась Сильвия, выпучив свои карие глаза:

– Ты это видела?

Ее вопрос сразу напомнил мне о великолепном создании, которое сидит, попивая кофе, в бистро. Я почти смеюсь, вешая трубку на рычаг.

– Да, я его видела.

– Вот же дерьмо, Ливи! О таких мужчинах, как он, стоит предупреждать, – она смотрит назад в сторону зала и начинает обмахивать лицо. – Боже. Он дует на свой горячий кофе.