Все старались ей объяснить, что они делают, но эти объяснения так друг от друга отличались, да и сами дамы-волонтеры так путались, что в конце концов она сама разобралась. Когда прибывали письма, сотрудницы отмечали фамилии и пытались найти их в различных списках. Гертруда сразу же увидела, что у них нет системы: они начинали работать, когда писем была еще тонкая струйка, и они продолжали работать так же, когда струйка превратилась в ревущий поток. Они пытались сопоставить свежие запросы с именами в списках, зачастую на месяц-другой устаревших: списки поступивших в госпиталь, доклады первичного осмотра в лазаретах, списки пленных, списки раненых и пропавших без вести из газет. Когда им удавалось сверить имя, что бывало редко, они писали семьям, что их родственник ранен, пропал без вести, в плену или убит. Работая по заметкам на бумаге и по памяти, путаясь в документах из множества источников, приближаясь к передовой, где никто не побеждал, дамы-волонтеры падали духом и с каждым днем все больше теряли чувство цели. Поскольку в недавней битве при Монсе было убито, ранено или пропало без вести пятнадцать тысяч британцев, крошечный отдел просто захлебнулся в потоке информации.

Гертруда понимала, что для создания работоспособной системы ей придется начать с самого начала. Она сосредоточилась на этой задаче и приступила к ее решению со всей присущей ей энергией. Наследница, всю жизнь занимавшаяся приключениями и самообразованием, теперь посвятила свое время скромной конторской работе так, будто от этого зависела ее жизнь. «Наверное, любовь к офисной работе у меня наследственная! Клерк – вот кем мне надо было стать… Такое чувство, будто я набрасываюсь на эту работу, как другие начинают пить, – чтобы забыться».

Гертруда оказалась замечательным администратором. Переполненные благими намерениями волонтеры вскоре поняли, что новенькая начала ими командовать, сперва расспросив об их способах работы, а потом показав другой образ действий, которому они почувствовали себя обязанными следовать. Первой ее целью было создать базу данных, по которой сможет работать весь офис. Она создала алфавитную картотеку всех офицеров, принятых в базовые госпитали Франции, где указывалась дата госпитализации, перевод между госпиталями, эвакуация в Британию или возвращение на фронт. Теперь фамилии из запросов можно было легко сверить с картотекой. Закончив построение этой базы, Гертруда начала сортировать запросы и находить имена в списках поступивших в госпитали. Потом она создала другую картотеку для классификации запросов – эта была разделена на раненых или пропавших без вести, со всеми возможными деталями. Гертруда работала со стопками карт у себя на столе в обеденный перерыв и вечером, когда офису полагалось быть закрытым. После окончания работы появилась возможность находить перекрестные ссылки, и, таким образом, новую информацию, приходящую из любого источника, можно было сравнить, сверить и подтвердить. Результатом своих усилий она осталась довольна: «Я практически исправила гору неверных подходов, которую обнаружила по приезде. Ничего никогда не выверялось, и мы громоздили ошибку на ошибку, совершенно не представляя, какая создается путаница… Тут если не быть скрупулезно точным, толку от тебя будет просто ноль».

Гертруда проредила те фамилии, что находились в книгах пять или более месяцев. Эти люди оставались «на ничейной земле», названной: «Пропавшие, предположительно убитые», пока не приходило подтверждение смерти, и тогда несчастные родственники могли в конце концов оставить надежду. Они получали эту страшную бумагу из военного министерства, и имя военнослужащего появлялось в официальном списке потерь.

Теперь, рассказывала Гертруда Флоренс, ей оставалось только уговорить отдел раненых и пропавших без вести в Лондоне и Париже принять эту систему и следить, чтобы информация постоянно обновлялась. Когда у нее находилось время на ленч, она ходила с Дианой или Флорой в ресторанчик, набитый военными, где все друг друга воспринимали как должное. Как говорила Гертруда родственникам, такого странного мира она еще не видала.

Ее рабочие часы, хотя и короче, чем у среднего офисного работника за среднюю неделю, были ощутимы для женщины, не работавшей прежде в офисе. «Здесь ужасающее количество офисной работы. Мы тут весь день, с 10 до 12.30 и потом с 2 до 5 регистрируем запросы, заносим в картотеку и отвечаем на них. Чем больше мы делаем, тем важнее поддерживать правильное распределение информации по таблицам…И нет необходимости говорить, что я готова взять всю работу на себя. Чем больше мне ее дают, тем больше она мне нравится». Не могла бы Флоренс, добавляет Гертруда, запросить от ее имени полный список территориальных батальонов? И еще добыть для офиса адресную книгу – вполне подойдет старый телефонный справочник.

Вскоре булонские списки признали настолько полными, насколько это вообще возможно, и Париж начал присылать собственные списки госпитализированных и выписанных, хотя должно было быть наоборот. Флора и Диана уехали в Руан налаживать работу нового офиса по правилам Гертруды. С ее подачи также создали «список наблюдения» из примерно полутора тысяч фамилий, зарегистрированных как «запросы», чтобы сами госпитали могли при приеме раненых сверять с ними списки поступивших.

В свое время, думала она, у них будет самый образцовый офис во всей Франции. Но эту работу никак не облегчало высшее начальство. Глава отдела раненых и пропавших без вести лорд Роберт Сесил попросил, чтобы представитель отдела все время присутствовал на фронте, но армия в этом отказала. Красный Крест также просил Совет армии допустить своих поисковиков на фронт после каждого наступления и на раннем этапе наводить справки об убитых и пропавших без вести среди раненых в полевых госпиталях и лазаретах. Военные власти и это не сочли целесообразным и приказали, чтобы отдел держался подальше в тылу. Гертруда не унималась и придумала план: создать собственные каналы информации через армейских капелланов. Вскоре стало ясно, что военные хотели скрыть от штатских не только катастрофический ход войны в траншеях, но и просчеты командиров, которые продолжали приказывать усилить наступление, когда давно должны были понять: эта стратегия не действует. По каким-то еще более непонятным причинам Красный Крест решил вообще запретить женщинам наводить справки в госпиталях. «Очень глупо», – фыркнула Гертруда, настроенная завести дружбу с сестрами и проникать, пусть неофициально, куда ей захочется.

Она гуляла вдоль набережной с 8.30 до 9 утра. В пять вечера, закончив работу в офисе, она посещала лазареты и госпитали, разговаривая с лежащими в отделениях. Гертруда специально на офисной машине съездила в Ле Туке в Секундарабадский госпиталь для индийских полков. Ее тепло встретили медики, рассказавшие, как им тут одиноко. Ей этот краткий визит напомнил дом. Ее напоили чаем и провели по отделениям, знакомя с сикхами, гурками, джатами и африди – в основном они сидели по-турецки на койках и играли в карты. «Повара готовили индуистские и мусульманские обеды на разных очагах, и приятный запах топленого масла и плесневелые ароматы Востока заполняли все… У каждого над кроватью висела рождественская открытка от короля, а на тумбочке рядом лежала коробочка пряностей от принцессы Мэри».

В центре самой Булони казино с его буйством яркого света и позолоченной краски было реквизировано военным министерством и переоборудовано в военный госпиталь. Американский бар, как с интересом отметила Гертруда, превратили в рентген-кабинет, а кафе теперь служило складом бинтов и карболки. Любопытно было обнаружить, что британские солдаты, лежащие в общих отделениях с ранеными немцами, отлично ладят с бывшими врагами. Гертруда написала Чиролу 11 декабря:

«Недавно получен приказ прямо от Китченера, чтобы ни один посетитель не мог пройти в госпиталь без пропуска. Это несказанно глупо. Официальная причина – чтобы в госпитали не проникли шпионы, расспрашивая раненых и добывая ценную информацию о позициях наших полков! Любой, кому случалось говорить с людьми в госпиталях, понимает, как это смехотворно. Раненые обычно очень смутно помнят, где они были и что делали».