Я могу раздавить муху одним пальцем. Уверяю вас. Я раздавил за свою жизнь не одну и не две мухи. Считаю, что человек должен испытывать от этого большое, очень большое удовлетворение. От сознания, что он — не муха.

Мне бы также хотелось кратко коснуться темы интеллекта. Вот лишь один, но характерный пример. Я умею водить автомобиль. А муха? Я спрашиваю вас: умеет ли муха водить машину? Конечно, муха может возразить, и справедливо, что она слишком мала для того, чтобы управлять автомобилем. Если она сядет на сиденье, то даже не дотянется до руля. Допустим, что так. Но пыталась ли муха создать маленькую машину, которая соответствовала бы размерам ее тела? Знает ли муха вообще, что такое машина? Думала ли она когда-нибудь о машинах?

Давайте говорить начистоту, господа. Когда я сижу в туалете, то не копаюсь, извините, в том, что вылезает у меня снизу. Да, господа, не копаюсь! Я — не муха. Сижу себе и читаю газету.

Если мне возразят, что мухи, несмотря на все свое ничтожество, размножаются быстрей, чем мы, я этого отрицать не стану. Если скажут, что они способны нам досаждать и переносят брюшной тиф, то и с этим я соглашусь.

Если скажут, что их намного больше и что они окружают нас со всех сторон, — это тоже верно.

Но никогда, слышите, никогда мухи не смогут достичь качественного уровня людей. Они не знают нашей истории. Они не способны бороться и не сдаваться до последней капли крови. Им не понять нашей связи с этой землей и нашего национального наследия.

Утром в субботу мы встаем позже обычного. Жена кладет мне голову на плечо, бросает взгляд на окно и видит муху, которая жужжит и махает крыльями. «Посмотри, — говорит жена, усмехаясь, — это муха. Через несколько дней она умрет. А ты, мой дорогой супруг, будешь продолжать жить во славу государства Израиль и во имя наших курчавых детей».

В ответ я улыбаюсь и кидаю в муху подушкой. Обычно я не попадаю, поскольку еще окончательно не проснулся. Но иногда подушка все-таки достигает цели, и муха, бездыханная, падает на пол. Тогда моя жена начинает плакать. «Почему ты плачешь, дорогая?» — спрашиваю я. «Я плачу от радости, что ты — не муха», — отвечает она.

И меня тоже охватывает волнение. Огромная волна признательности Богу затопляет меня. Я не могу сдержать слез и слышу, как наши кудрявые дети тоже начинают тихонько подвывать. Вся семья рыдает, обнявшись и обливаясь слезами. Мы дрожим от счастья и глубокого удовлетворения.

Господи, спасибо тебе! Спасибо тебе, что мы не мухи! Какое счастье, что мы не мухи!

ГИД. А это — наша Национальная библиотека.

Вы не туда смотрите.

ТУРИСТ (ищет глазами). Где?

ГИД (показывая на спичечную коробку). Здесь.

ТУРИСТ (подходит, разглядывает, недоверчиво смотрит то на гида, то на коробку). Вот это вот — Национальная библиотека?!

ШОФЕР (раздраженно). Национальная. Сказано тебе! На-ци-о-наль-на-я.

ТУРИСТ. Что, вот это вот — ваша Национальная библиотека?

ШОФЕР. Сказали же тебе — Национальная библиотека!

ТУРИСТ (Гиду). Скажите ему, пожалуйста, чтобы он на меня не кричал.

ГИД. Он — шофер. Ему хочется — он кричит.

ТУРИСТ. На меня нельзя кричать. Я — турист.

ШОФЕР. Турист, турист. Вот и осматривай Национальную библиотеку, если турист. Цып-цып-цып-цып…

ТУРИСТ. Я вам не курица, я — турист.

ГИД. Турист, курица… Одно другому не мешает.

ТУРИСТ (с опаской поглядывая в сторону Шофера, рассматривает спичечную коробку. Пауза). Вам не кажется, что ваша Национальная библиотека… что она… ну что она похожа… как бы это сказать… ну, это… (Встречаясь взглядом с Шофером, замолкает.)

ШОФЕР. На что?!

ТУРИСТ (боязливо). Да так, ни на что… Ну, что она немножко похожа на спичечную коробку.