Еще одним постоянным фактором, определявшим персидскую военную стратегию в переднеазиатском регионе, являлось наличие здесь ряда буферных государств, положение и позиция которых в конечном счете зачастую определяли исход не только отдельных военных кампаний, но и целых войн. Главным из них являлось Армянское царство, еще в I в. до н.э. утратившее статус великой державы и вынужденное с тех пор лавировать между своими могущественными соседями — Римской (Византийской) империей с одной стороны и Парфией, а затем сасанидским Ираном — с другой.

Особая роль Армении в стратегических планах персов была обусловлена в первую очередь ее необычайно выгодным стратегическим положением, ставившим под контроль хозяина этой страны значительную часть Передней Азии. С Арменией у сасанидского Ирана были достаточно сложные отношения, поскольку одна часть армянской знати — нахарары — поддерживала империю, в то время как другая делала ставку на сотрудничество с Персией. Поэтому политика Сасанидов в отношении Армянского государства определялась в значительной мере тем, какая из группировок нахараров оказывала определяющее влияние на ситуацию в самой Армении. Кроме того, Армения с начала IV в. была христианским государством, и это объективно делало ее союзницей Рима (Византии), однако диктат римлян зачастую вызывал у армян такое недовольство, что они не раз были готовы пойти (и в ряде случаев шли) на открытый разрыв с империей. В связи с этим и задача по установлению над Арменией своего контроля решалась Сасанидами двояким путем: как посредством нанесения по ней мощных военных ударов, так и дипломатическими методами (хотя в целом все же преобладали агрессивные акции).

Помимо Армении, большую роль в планировании и проведении персами военных кампаний против Рима играли Иберия, Албания, Свания и особенно Лaзика, имевшая выход в Черное море и, начиная с VI в., привлекавшая персов, помимо прочего, возможностью совершения морских нападений на территорию Византии (Proc. Bell Pers. II. 28. 18–23). Как и Армения, эти закавказские государства рассматривались Персией как удобные плацдармы для вторжений во владения империи и в то же время — как преграда на пути римской экспансии. Как и в Армении, здесь персы использовали политику кнута и пряника с преобладанием первого. Источники содержат неоднократные сообщения о персидских экспедициях против этих государств на протяжении всей истории римско-персидских войн.

Гораздо менее стабильной была ситуация на северных и восточных границах сасанидского Ирана. Здесь частыми были нападения кочевых племен (хиониты, гунны, эфталиты, кидариты, тюрки и др.), вторгавшихся в персидские владения в основном с территории Средней Азии, а также из-за Кавказского хребта. Это представляло собой отдельную проблему, требовавшую от персов отвлечения военных, экономических, людских и временных ресурсов. Во время войн с кочевниками Сасаниды снижали свою военную активность на западе, и империя получала некоторую передышку. Однако даже в этом случае персы делали все возможное для недопущения потери стратегической инициативы; если в тот или иной период времени основным становился среднеазиатский или закавказский театр боевых действий, то в Месопотамии велись хотя и не крупномасштабные, но все же постоянные, изматывающие противника бои, не дававшие ему достаточного времени на перегруппировку сил и организацию активной обороны и тем более наступления. Так, Аммиан Марцеллин сообщает, что когда Шапур II воевал с соседними народами на востоке (350-е гг.), то нес при этом серьезные потери (Amm. Marc. XIV. 3. 1; XVI. 9. 3; XVII. 5. 1). Но даже в такой, казалось бы, драматической ситуации, ведя войну на два фронта, Шапур II продолжает держать римлян в постоянном напряжении. Его войска непрерывно тревожат римские пограничные гарнизоны, совершают систематические нападения на римские укрепления и населенные пункты, а также на союзника Рима — Армению (Amm. Marc. XIV. 3. 1; XV. 13. 4; XVI. 9. 1), вынуждая тем самым противника постоянно обороняться.

Примерно такой же ситуация была и позднее. Говоря о событиях на византийско-персидской границе, Феофилакт Симокатта пишет, что персы многократно грабили римские приграничные районы, устраивая при этом настоящую резню местного населения (Theophyl. II. 1. 2; III. 10. 8). Чередуя военные и дипломатические меры, Сасаниды в целом успешно справлялись с решением проблемы кочевнических набегов, и недавние противники Ирана, в конце концов, не только заключали с ним договоры о мире, но и зачастую поддерживали персов в войнах против империи. Если изменить ситуацию в свою пользу персам не удавалось, она могла иметь катастрофические последствия, как это было в V в. во время войн с эфталитами, где в одном из сражений в 484 г. погиб сам шаханшах Пероз.

Вообще же успехи персидской дипломатии впечатляют: даже италийские готы, не говоря уже о более близких соседях Ирана, находились в сфере ее интересов и пытались заручиться поддержкой Сасанидского государства в совместных действиях против Византии (Proc. Bell Pers. II. 3. 54). При этом нужно отметить, что иногда римляне сами провоцировали своих соседей к тому, чтобы искать дружбы с персами. Так было, например, в случаях с сарацинами, выступившими в 363 г. на стороне Шапура II потому, что император Юлиан отказался выплатить причитавшееся им жалованье (Amm. Marc. XXV. 6. 10), с Арменией, которая в 374 г. едва не оказалась союзницей Персии из-за недальновидных шагов императора Валента в отношении армянского царя Папы (Amm. Marc. XXX. 1. 1–23), с Лазикой, перешедшей в 541 г. на сторону персов из-за чинимого здесь византийскими властями произвола (Proc. Bell Pers. 11. 15. 9–11).

Оказывал влияние на персидскую стратегию и комплекс собственно военных факторов. Важнейшим из них являлась внешнеполитическая доктрина Сасанидского государства. Уже сам титул правителя Ирана — «царь царей Ирана и не Ирана» — демонстрировал претензии шаханшахов на мировое господство. Наиболее четко суть военной доктрины персов на западном направлении передают Геродиан и Аммиан Марцеллин, сообщения которых в комментариях не нуждаются:

Сложившаяся в Иране социально-экономическая система в сочетании с другими условиями привела к возникновению определенной социальной структуры, когда все население страны делилось на несколько сословных групп. Это, в свою очередь, обусловило и особую систему комплектования войска: его главной ударной силой, костяком являлась формировавшаяся из многочисленного слоя средней и мелкой аристократии тяжелая конница [9] . Это коренным образом определяло всю стратегию персов: она была основана на действиях кавалерийских частей, в то время как пехота выполняла второстепенные функции, а иногда вообще не участвовала в сражениях (см., напр.: Proc. Bell. Pers. I. 15. 15; 17.1). Опора на конницу делала действия персидской армии стремительными и неожиданными для противника. Во многом именно поэтому, а также из-за недостаточно эффективной деятельности своей разведки римляне зачастую были совершенно не готовы к появлению противника и терпели неудачи.