Шрифт:
Служебная собака должна ненавидеть человека в зэковской телогрейке и любить солдата, – сказал Феликс Аронович.
У меня возникло тягостное ощущение: судьба собаки представлялась ужасной. Вот эта милая овчарка должна превратиться в злобную псину? А чтобы она стала злобной – её будут бить?
– Феликс Аронович! – сказал я. – Отдайте мне собаку!
Тарасуло расхохотался:
– Да вы нее с ней не справитесь! Она сбежит от вас! К чему же тогда весь наш труд?
– Не сбежит! Меня собаки любят. Я удержу её лаской.
– Так у вас же есть одна собака!
– Ну и что? Будут две собаки. Ведь жили же у нас Сильва и Бобик…
– Ну а как на это посмотрит Наташа, когда вернётся?
– Она будет поставлена перед совершившимся фактом и смирится.
– А если не смирится?
– Смирится. Она ведь тоже любит собак.
– У вас же нет опыта работы с овчаркой. Всю жизнь имеете дело с дворняжками…
– Учиться никогда не поздно.
– Испортите собаку… Здесь нужен особый режим, нужно тщательно обдумать проблему питания…
– Никакой проблемы. Будет кушать то же, что и мы.
– Вот-вот. Я же говорю, что вы – дилетант… Испортите собаку. Ни на какую выставку её не представишь, ничему вы её не научите…
– Феликс Аронович! У каждого собачника есть свои пристрастия. Мы держим собак не для выставок, а для духовного общения.
– Но ведь нужно же чему-то её научить!
– Элементарным вещам научу, а до остального она дойдёт своим умом и чутьём.
– Пыль… – пробормотал Феликс Аронович. – Жалко…
Несколько минут он о чём-то думал, затем решительно тряхнул поводом – собака вопросительно посмотрела на него.
– Ладно. – сказал он. – Пусть будет по-вашему. Берите пса. Но знаете что? Пусть он недельку поживёт у меня… А вы будете приходить. С Ладой. Будем их вместе выгуливать.
– А Аскольд? – спросил я.
– И Аскольд с нами. Организуем собачник. Недалеко от 180-ой школы есть пустырь – там нам никто не помешает. Я вас научу некоторым приёмам, да и собака к вам привыкнет. И собаки друг к другу привыкнут. Каникулы ещё не кончились, всё складывается благополучно. Да и мы с вами кое о чём поболтаем – ведь видимся редко….
Этот вариант мне понравился, и я с благодарностью стиснул локоть Феликса Ароновича. Мы оба были в радужном настроении, не предполагая, что самое скорбное и трагическое – впереди…
Автобус подошёл к вокзалу. Первая трудность возникла при выходе: собака отказалась выходить. Трудность эту мы преодолели сравнительно легко – Тарасуло выскочил на асфальт, стал натягивать повод, а я сзади со всей силой толкнул овчарку, и она тоже оказалась на асфальте. Лада прыгала и резвилась, вокзальная площадь была многолюдна, подходили всё новые и новые автобусы…
Феликс Аронович опять был в раздумье.
– Что мы медлим? – спросил я. – Давайте пересаживаться на другой автобус.
– До моего дома всего две остановки, – сказал Феликс Аронович. – Может быть, попробуем добраться пешком?
И тут между нами возник спор. Я твердил, что собака может заупрямиться, её придётся тащить силой, а учитывая, что на ней всё-таки не ошейник, а петля, то чего доброго удушим её. Феликс же Аронович пытался мне доказать, что в городском автобусе нам будет тесно (в отличие от «дачного», на котором мы приехали на вокзал) и что пассажиры будут страшно недовольны – собака большая и без намордника… Я продолжал сопротивляться. И тогда Феликс Аронович донял меня последним веским доводом:
– А если она кого-нибудь укусит? Вы можете поручиться, что всё будет благополучно? Вы хорошо знаете нрав этой собаки?
Возразить мне было нечего. Я посмотрел на собаку. Она прерывисто дышала и жадно смотрела на рослого детину, который пил лимонад прямо из бутылки.
– Напоим её дома. Пошли! – решительно сказал Тарасуло и дёрнул за повод.
Как я и предполагал, овчарка стала упираться и хрипеть, а Лада опять вокруг неё завертелась и стала громко лаять. На нас начали обращать внимание.
– Наум Григорьевич! – крикнул Тарасуло. – Ради Бога, уймите свою жучку. Возьмите её на руки!
Пришлось выполнить приказание. Теперь обе руки у меня были заняты: в одной – портфель, в другой – Лада.
Нещадно палило солнце. Феликс Аронович обливался потом, да и я был весь мокрый. Овчарка по-прежнему упиралась, и её глаза были полны предсмертной тоски. Она, вероятно, решила, что её хотят потащить на казнь. Феликс Аронович тянул повод уже двумя руками, и собака буквально задыхалась.