Эти минуты промелькнули как во сне. А потом опять все стало отчетливым. Двое уводили Алексея Заугорина, трое оставались. Перед спуском в лощину Алексей обернулся и взглянул в последний раз на родительский дом. Его мощная фигура с растрепанными рыжими кудрями, в разорванной рубахе и холщовых штанах, одна штанина у которых была располосована снизу до колена и хлестала по толстой икре, — вся казалась олицетворением бессильной злобы и отчаяния. Руки у него были скручены, и даже кулаком невозможно было погрозить трем членам комиссии, стоявшим у дома. Но рот Алексея оставался свободным, и Заугорин хрипло выкрикнул на прощание грязное ругательство, прибавив к нему:

— Помни, Ванька! Мы с тобой все одно на узенькой дорожке столкнемся! Считай тогда, что и мокрого пятна от тебя не отыщут…

Тряхнув головой, Хлебное еще раз кинул взгляд на залитую солнцем Среднюю Гриву и потянулся за газетами.

Просматривая районную газету, Иван Игнатьевич дошел уже до четвертой полосы, когда почувствовал, что кто-то опустился на другой конец скамейки. Хлебное уголком глаза заметил, что его случайный сосед оказался мужчиной примерно одинаковых с ним лет. Новый посетитель парка был одет в темно-синее пальто и такую же шляпу. Поставив между колен бамбуковую тросточку, он положил на ее сгиб свои большие руки и так же, как несколько минут тому назад Хлебное, стал смотреть в сторону разлившейся реки и заречных деревень.

Что-то в облике этого человека показалось Ивану Игнатьевичу знакомым. Продолжая держать газету в руках, Иван Игнатьевич всем корпусом повернулся к соседу и остолбенел… Почти рядом с ним, отделенный каким-нибудь метром незанятой части скамейки, сидел… Алексей Заугорин.

«Мерещится, что ли? — сердито подумал Хлебнов, считая увиденное им иллюзией, возникшей под влиянием четких картин, прошедших перед его памятью. — Еще чего — глаза отказывать стали!»

Он опустил веки, снова поднял их и принужден был убедиться, что не грезит. Да, на другом конце скамейки сидел Алексей Заугорин, конечно, не молодой парень, а пожилой мужчина, но с характерными чертами лица, которые позволяли легко узнать его.

Недоумевая, Хлебнов в упор рассматривал своего соседа. А тот не замечал устремленного на него внимательного и вопрошающего взгляда и продолжал смотреть на заречные деревни.

Вероятно, Заугорину стало жарко в своем демисезонном пальто и шляпе. Он расстегнул пуговицы пальто и снял шляпу, положив ее на колени. Пышные кудри на голове поредели не очень сильно, но они изменили цвет: вместо рыжих стали совершенно седыми.

Еще несколько минут просидел Заугорин, не меняя позы. А потом встал, застегнул пальто, надел шляпу и, так и не заметив пристального взгляда Хлебнова, не обратив на случайного соседа внимания, медленно двинулся к выходу из парка.

Иван Игнатьевич тоже поднялся и наблюдал за ним. Он шел не спеша, чуть опираясь на тросточку, не глядя по сторонам, словно был погружен в глубокую задумчивость. У ворот парка он задержался на минутку, кинул мимолетный взгляд на Дом культуры и вышел в открытые настежь ворота.

Хлебное перевел свой рассеянный, полный изумления взор с его удаляющейся спины на районную газету, которую он все еще держал в руках, и вдруг увидел выделенную на фоне серого газетного текста более жирным шрифтом фамилию — ту фамилию, которая столько раз вспоминалась ему за последние полчаса, фамилию человека, сидевшего только что сейчас рядом с ним.

Пробежать глазами информационную заметку было делом нескольких секунд, тем более что заметка отличалась ясностью и краткостью. Называлась она: «Встреча со знатным земляком», и сообщалось в ней о том, что «в районном Доме культуры на днях состоялась встреча с уроженцем нашего района, гостящим в родных местах знатным уральским горняком, Героем Труда А. В. Заугориным». Далее в информации говорилось о беседе А. В. Заугорина с земляками, о вопросах его слушателей, о количестве присутствовавших на встрече…

Иван Игнатьевич бережно свернул газету, положил ее в карман пальто и широко улыбнулся.

— Ну вот, Алексей Васильевич, — сказал он, обращаясь к невидимому собеседнику, чья шляпа уже исчезла из поля зрения, — вот и свиделись… Хотел ты столкнуться со мной на узенькой дорожке, а встретились мы на большой дороге. И не липом к лицу, как ты думал, а плечом к плечу!

Получилось как-то так, что Юлька стала все больше и больше отдаляться от меня. Меньше мы стали разговаривать, и вроде не хотела она задевать никаких серьезных тем. А ведь раньше были мы не то чтобы отец и дочь, а, пожалуй, два близких товарища.

Конечно, у нее наступал переходный период: как-никак пятнадцатый год. Но и к матери она не очень тянулась, хотя этого можно было ожидать. Конечно, я очень занят, но и раньше бывал занят не меньше, а отношения у нас были более простыми, ясными и откровенными.

Смотрел я, смотрел на такой поворот событий и решил, что надо мне с Юлькой побольше бывать вместе, побольше вызывать ее на разговор. Решил весь отпуск посвятить ей, а для начала в ближайшее воскресенье сходить куда-нибудь. И наметил Юрьев монастырь.