– Ладно, перемеривай давление.

– Давление упало, сейчас уже семьдесят на сорок.

– Давай полкубика адреналина подкожно.

Буквально через пару минут после инъекции девочка слегка порозовела, стала оглядываться вокруг и реагировать на окружающее.

Глядя ей в глаза, я тихо сказал:

– Все будет хорошо. Лежи, милая, не шевелись, а то мне трудно держать кулак.

Прошло еще минут пятнадцать. Давление было стабильным, но мой кулак все-таки был кулаком пятнадцатилетнего подростка, и я чувствовал, что еще несколько минут – и я не смогу пережимать подвздошную артерию с необходимой силой.

И тут, на мое счастье, в помещение влетели врач и фельдшер «скорой». Пока девочку перекладывали на носилки, я все держал кулак, и лишь когда ее уже подняли для транспортировки, убрал занемевшую руку. Мое место занял фельдшер «скорой».

Растирая руку, я устало вышел в коридор. Слегка кружилась голова, но настроение было отличное. И тут на меня налетел вихрь девчонок. Да, десятиклассницы гораздо раскованнее в выражении чувств, чем мои сверстницы. Меня обнимали, лили слезы на плечо, называли молодцом. А одна все-таки ухитрилась спросить на ухо:

– И когда это ты, мальчик, успел научиться так ловко снимать с девочек трусики?

На что я спокойно ответил:

– Да были случаи.

Растолкав девчонок, ко мне пробрались три парня, которых я шуганул из кабинета.

– Ну ты молоток! – уважительно произнес самый здоровый и одобрительно хлопнул меня по плечу, отчего я чуть не присел.

– Ты так скомандовал, что я даже ничего понять не успел, меня ноги сами вынесли из класса.

Двое остальных, засмеявшись, подтвердили:

– Мы даже глазом моргнуть не успели, как оказались у медкабинета. Слушай, а это не ты Сороку отдубасил? Ходит тут у нас такая история.

– Ну было дело, парни, что об этом говорить.

– Смотри-ка, какой скромный! Другой бы месяц всем рассказывал. Ладно, скажи хоть нам, что там с Машкой? У нее все нормально?

Тут до меня дошло, что девочка, которой я оказывал помощь, – Маша Сидорова, наша школьная знаменитость. Ее рисунками и картинами увешан весь коридор на третьем этаже.

И я вспомнил… Похоронная музыка, венки, мы провожаем в последний путь нашу Машу Сидорову. Слезы девочек, скорбные лица, надрывный плач ее мамы над гробом… Да, у меня в памяти был этот субботник. Но в тот раз я вроде бы уныло сгребал прошлогоднюю листву в пришкольном саду и вместе со всеми таращился на машину «скорой помощи», которая подъехала к главному входу. Мы все побежали посмотреть, что происходит, и как раз в тот момент из школьных дверей вынесли носилки, накрытые простыней, а за ними с заплаканными лицами шли десятиклассницы.

Вот это да! Оказывается, я уже переделываю свое прошлое по полной программе. Что же будет дальше?

– Слушай, ты что, чувак, задумался? Так что с Машкой?

– У Маши сложная травма, сейчас в больнице ее прооперируют. Думаю, что все будет нормально.

– Как ты так ловко все делал – как будто всю жизнь учился!

– Парни, у меня же мама медсестра, я у нее в больнице больше времени провожу, чем у себя дома, все ее учебники прочитал.

Парни понимающе переглянулись:

– Ясненько. В книжках-то небось картинки с голыми бабами разглядывал.

Вдруг они как-то сникли, и через секунду их уже не было. Я обернулся и увидел незабываемую картину. По коридору бежит наш директор Исаак Наумович Розенберг, маленький и толстый. Как всегда, у него на лысине рогами торчали очки, скрепленные сзади резинкой. Он подлетел к нам и закричал, задыхаясь:

– Что, что тут произошло? Кого увезла «скорая»?

Я встал перед ним и доложил:

– Товарищ директор, за время вашего отсутствия произошло чэпэ. Маша Сидорова залезла по собственной инициативе помыть окно и вместе с оконной рамой упала на пол. При падении она поранилась. Мной совместно с Зинаидой Васильевной была оказана ей необходимая помощь. Вызвана «скорая». Сейчас пострадавшую увезли. Я полагаю, ее в настоящее время уже оперируют.

Директор схватился за сердце, полез в нагрудный карман, вытащил коробочку валидола, положил таблетку под язык и начал внимательно разглядывать меня:

– Послушай, твой отец случайно не Андреев Алексей, старший лейтенант артиллерии?

– Он уже майор, Исаак Наумович.

– Да-а, узнаю Леху. Это ж надо – сын моего боевого товарища учится в моей школе, и он мне об этом ничего не говорит. Эх, Сережка, знал бы ты, сколько мы с твоим отцом прошли. А вот на Дальнем Востоке, когда мы этих узкоглазых колошматили… – Он резко замолчал, затем после паузы продолжил: – Когда мы воевали с японцами, я потерял с ним связь и только лет пять назад узнал, что он служит в нашем городе. А ведь о том, что ты учишься в этой школе, он не сказал ни слова.