– Ты не понимаешь. Номарам нельзя верить. Они вернуться сюда, и уничтожат всех, станешь ты женой Эфина или нет. Мазарат обречен, уже много лет мы перед номарами как беззащитный младенец перед голодным Карукком. Вставай и иди, спасись…

– Минекая? Как ты думаешь? Смогу ли я простить себя после побега и после того, как номары разрушат здесь все до основания, убив тех, кого я люблю? Ты же так и не простил себя. И я не прощу, понимая, что могла спасти их, но не стала.

Тогда он сел, а его глаза наполнились грустью и тоской.

– Амена. Я уже не знаю, что в этом мире правильно, а что нет. Те события перечеркнули мою жизнь, я перестал верить, перестал надеяться и моя совесть пытает душу каждый день, от чего она не перестает болеть. Мне хотелось бы, чтобы ты спасла себя, стала свободной, но возможно, тогда ты познаешь все то, что познал я.

– А я этого не хочу. Я хочу попытаться, кто знает, может тогда номары исполнят свое обещание. Нам остается верить Минекая. И ты должен начать верить вместе со мной, - взяв его за руки, посмотрела в глаза наставника и хотела увидеть в них надежду. – Отпусти ту боль. Если я тебе так дорога, то будь рядом, верь в меня…

Мы обнялись. Учитель плакал, а я закрыла глаза и поняла, что он не просто наставник, он отец, который боится за меня, переживает и был всегда рядом, всегда. Если в детстве падала, разодрав коленку, то шла к нему, если боялась грозы, то пряталась за него, а если радовалась, то делилась этой радостью только с ним.

– Хорошо. Я буду надеяться, буду верить. И главное, я всегда буду рядом. Слышишь?! Всегда! Где бы ты ни находилась.

– Спасибо.

После этого разговора он встал и медленно направился к двери, а когда вышел и закрыл ее за собой, то мое сердце начало болеть, оно болело так, словно от него оторвали кусок. Где же та жизнь, которая была раньше? Где те беззаботные дни, проведенные во дворе и на учебном поле казарм, где улыбки и радость сестер? Почему все меняется так быстро?

В таких горьких мыслях уснула, не найдя ни одного ответа. Видимо, Скайра дает мне это испытание для того, чтобы я стала кем-то, чтобы доказала свое право находиться здесь и как бы хотелось найти хотя бы один ответ.

Ночь пролетела незаметно, без снов, без видений, а когда в окнах забрезжил рассвет, я проснулась. Было еще очень рано, но спать не хотелось совсем. Сегодня все свершится, мне придется стать женой самого коварного и жестокого создания на Скайре, он прибудет в ночи и заберет мою душу, сделает своей рабой. Я слышала жуткие рассказы о том, как номары ведут себя с женщинами. Они попросту хватают их за волосы и унижают, заставляя исполнять самые немыслимые желания.

Отец приказал готовиться к этому празднику. Он как всегда хочет, чтобы Мазарат блистал, вызывая похвалы и удивление. Но гости на этом празднике не способны видеть прекрасное, как не способны и удивляться, они презирают все, что может радовать и восхищать, таковы уж номары.

К полудню в комнату вошла мама, первый раз за столь долгое время. Она принесла платье и велела примерить, чтобы портной мог исправить все несовершенства. Я надела его, встала перед зеркалом. В отражении на меня смотрела девушка, которая потеряла себя в безбрежном океане печали. Мама же смотрела лишь на платье, как будто оно просто висело в шкафу, тогда я спросила у нее:

– Почему ты меня не замечаешь?

– У меня нет времени на пустые разговоры. Все должно быть готово вовремя, а ты должна затмить всех, а главное должна поразить Эфина. По словам отца, он просто поедал тебя глазами там, в зале советов.

– Почему бы тогда тебе не выставить меня на площади обнаженной?! Эфину это явно понравится, я же все равно не подхожу на роль прекрасной крианской девы.

– Ты права, ты не дева и никогда ею не была. Но, Эфин не просто животное, он другой. Поэтому сделаем все по правилам. И потом, если номары сдержат свое обещание, то ты превратишься в героиню, крианцы будут чтить твою память.

– Чтить память? То есть, моя мать прощается со мной, как с покойницей?

– Я не намерена более разговаривать об этом.

И она вышла, оставив дверь открытой, что означало ее неуважение ко мне и фактически отречение, я же осталась стоять и смотреть на себя в зеркало. Кто это? Кто стоит передо мной? Вроде бы все те же карие глаза, те же темные волосы и то же родимое пятнышко около виска, все то же, но это уже не я. Портной подшил платье и удалился, оставив меня наедине с собой. Мне же хотелось упасть и больше не вставать. Зачем все эти кружева, обнаженные плечи и струящийся шелк юбки? Все равно это платье не невесты, а той, которая сегодня умрет. Еще через несколько часов пришли девушки Мираиды, которые украшали волосы и лицо невесты, напевая старинные крианские песни. Они вплетали в косу цветы, шелковые ленты, а на лицо наносили узоры, которые наинались от висков и заканчивались на шее. К вечеру все приготовления были закончены, кухарка принесла немного еды, но я не смогла проглотить ни кусочка, хлеб уже не пах хлебом, а фрукты фруктами, все смешалось и стало таким отвратительным, что хотелось выбросить поднос в окно, я выпила лишь немного воды. Подойдя к окну, слушала шепот Тихих лесов, ощущала их влажность и аромат, постепенно они меняли цвет, становясь лиловыми, а первая луна озарила небо, и как же это было прекрасно. Однако мое единение с природой нарушил стук в дверь, в нее вошел Минекая:

– Нам пора, Амена, – он говорил тихо.
– Эфин прибыл в Мазарат.

– Конечно. Я иду.

Наставник подал руку, и мы направились вниз, когда вышли на улицу, то в лицо подул легкий ветерок, мне хотелось ощутить все, чтобы запомнить это, потому что я шла на свои похороны. Пройдя через сады, что ведут на центральную площадь, почувствовала их жизнь, услышала их дыхание и хотела раствориться в них. Минекая привел меня на площадь, где передал руку отцу. На небе к этому времени засияла вторая луна, крианцы стояли затаив дыхание и боялись нарушить тишину, все благородные мужи ждали разрешения начинать обряд, а у алтаря спиной к нам стоял Он. Когда же Эфин решил повернуться, то у меня подкосились ноги, если бы не отец, то я бы упала на колени.